и подмывало сбросить чужую, едва не насильно навязавшуюся энергию. Вот и случай подходящий. А вон там, вроде, трещина лучами расходится…
Сергей почти сформировал привычное ледяное копьё и тут же себя одёрнул. Нет! Сосулька, пусть и большая, в камень врежется и раскрошится — что толку? Надо, чтобы лёд максимально внутрь попал и там расширился. Было такое заклинание? Двоечник! Было же, соображай, башка, картуз куплю с околышем!
Вспомнил!
Только здесь шарахнуть не получится. Здесь аккуратно надо.
Шереметьев подошёл вплотную к скале и всмотрелся в трещины, из которых пыхало жаром. Отлич-чно! Выставил напротив руку, прикрыл глаза, сосредоточился… Пошла!
Скала треснула и выплюнула обломки так, что Сергея отбросило вниз по склону.
— Воздух!!! Воздух!!! — из крошечной сквозной трещины орал Ванька. — Серёга, ты как?
— Нормально! Морду слегка покарябало.
Пролом получился совсем крошечный, но они могли чуть-чуть увидеть друг друга. Шереметьев деловито оглядел края отверстия:
— Вань, ты ещё жару дать можешь?
— Умеренно, почти в обычном режиме.
— Уже хорошо! Всё не грей. Слушай сюда. Вон ту трещину видишь?
— Ага!
— Давай весь жар туда. А я потом также — льда в трещины. Разломаем!
— Ну, ты, Серёга — голова!
Через несколько подходов парни смогли растрескать и частично выломить камни так, что Ванька, извернувшись ужом, сумел протиснулся в разлом.
Они хохотали и обнимались, хлопая друг друга по спинам.
— А ты ещё светишься!
— Ага. Я сейчас как то осеннее солнышко, светит, но не греет. Скоро одеваться можно.
— Пошли! Вон девчонки карабкаются, у них твоё барахло.
ЛЮДИ И ТВАРИ
Разразившийся над Москвой Рагнарёк продолжал доходить до нас тягостным эхом. Новости мы собирали со всех сторон, откуда только могли. Зачитывали прямо в столовой, поскольку за едой обычно собирались все. Большая часть сообщений содержала горестные известия об очередных найденных под завалами погибших. Страшно было представлять размах трагедии, я даже велел в эти дни детей отдельно кормить, чтоб не слышали они всего этого ужаса. Но некоторые вести были весьма и весьма странными.
— Послушайте, — зачитывал нам Талаев прямо с экрана своего магофона. — «Наутро после бомбёжки столицы обнаружилось, что пропал боярин Василий Голицын, хотя доподлинно известно, что страшную ночь он пережил и был замечен наутро возле развалин Московского кремля. На следующий день поступило сообщение, что проезжающий возок боярина Голицына видели несколько разъездов. Боярин сидел связан и с кляпом во рту, а сопровождали его два десятка его же ближников. Ни один из разъездов не остановил ни возок, ни кого-либо из сопровождения. Ссылаются на растерянность после бомбёжки».
— Брешут, как сивые мерины! — веско припечатал Горыныч. — Старшому в разъезде на лапу сунули, он и велел пропустить. Куда ехали-то?
Талаев полистал сообщение в магофоне.
— Пишут: на запад. Предположительно, свернули на Тушино, у меня информация только до границы, где дружеские Москве разъезды стоят.
— Оригинально, — усмехнулась Аристина. — Голицын что, надеется этим цирком убедить всех, что он не добровольно Лжедмитрию сдался, а его заставили?
— И, тем не менее, формально у него есть доказательство: похищен, связан, множество свидетелей насильственного вывоза.
— А когда он на стороне альвов выступит, это тоже будет «меня заставили»? — сердито спросил Болеслав.
— Он такой угорь, — Матвей как всегда материализовался неожиданно. — Думает, что у тех самая сила — к ним бросился. Ослабеют они — перебежит к новому сильному и так всё обставит, будто везде он — жертва обстоятельств.
Да уж, времена меняются, а подобные скользкие людишки неистребимы…
НЕВЕСЕЛО ЧТО-ТО БЫТЬ ЦАРИЦЕЙ
Марина Мнишек
Полячка тряслась в походном фургоне, злясь на русские дороги. Она поджимала губы и не хотела себе признаться, что стоило послушать мужчин и, выбирая автомобиль наиболее, по её мнению, подходящий из всех предложенных, смотреть не на внешнее убранство, а на… что они там говорили?.. Рессоры, кажется? И ещё какие-то мужланские слова. Возможно, тогда путешествие вышло бы помягче.
Не доходя до Владимира малую часть пути, она вынуждена была снова принять болотниковских… варнаков. Честно говоря, язык не поворачивался называть главарей этого сброда офицерами. Какие-то мохнатые медведи, в этих своих шапках и тулупах, воняющих овчиной…
Однако, говорили складно. Про то, что не надобно всем переть во Владимир. Что войско, в городе стоя, расхолаживается, требует вина и баб, а вокруг враги…
Что враги — это Марина очень даже понимала. Поэтому с большой заинтересованностью выслушала план организовать окрест города кордоны и заставы. И прочие военные… термины, да. Пришлось согласиться, что предложения разумны, хотя теперь она чувствовала себя гораздо более неуверенно, чем в окружении войска, пусть и дикого. Колонна автомашин сократилась до куцего обрубка и к месту подъехала далеко не столь торжественно и внушительно, как Марине хотелось бы.
Владимир встретил беглую царицу сдержанно. Главы города приняли её и выслушали все слова об околдовывании царя Дмитрия альвами, однако соглашаться с этой позицией не спешили. Возможно, они бы её и вовсе выперли из древней столицы, однако тем же утром пришло окончательное подтверждение: сидевший в Москве царь Василий Скопин-Шуйский погиб во время новогодней бомбардировки. Что там в Туле, пока непонятно было, а Тушинский царь всё-таки царскую шапку надел по закону, может это вовсе не он, а царица умом двинулась, так что пусть пока тут во Владимире посидит.
Марине Мнишек с её скромным двором выделили под временное прожитие владимирский особняк бежавшего в Тушино Голицына, снабдив его провиантом и обслугой. Но…
— Ежи, мне здесь не нравится, — со странным стеснением в груди проговорила полячка, когда приставленные к ней слуги закончили заносить вещи и с поклонами вышли из покоев.
— Отчего же, моя царица? Нам даже не пришлось ни искать место для проживания, ни платить за это, ни вообще заботиться о чём-то бытовом.
— Всё так… — Марина хотела капризно надуться, это всегда безотказно действовало на мужчин, но губы дрожали, точно она снова страшно замёрзла.
— Да что с тобой? — Трубецкой тревожно заглянул ей в лицо.
— Я… не знаю. Мне дурно. И страшно. Они все смотрят так, словно… словно я не царица, а пленница…
Юрий нахмурился:
— Что же? Вернуть Болотникова?
Марина вывернулась из его объятий и нервно заходила по комнате:
— Нет! Ему я тоже не доверяю! — она резко остановилась и обернулась к любовнику: — Ежи! Поезжай к Смоленску. Найдёшь там воеводу Стефана
