Конечно, не только соблазнительные формы послушниц или жриц были тому причиной. Обитательницы Святилища Тнихе знали и чудодейственные травы, и необходимые заклинания, и умопомрачительные приемы, с помощью которых можно было и мертвеца превратить в блистательного любовника, однако внешность служительниц Тнихе должна была быть безукоризненной.
Внимание жрицы сразу же привлекла темнокожая молодая женщина с роскошными черными волосами, завивающимися мелкими колечками. Жрица шагнула к ней, провела рукой по шелковистой коже, которую не испортили ни лишения, выпавшие на долю бедняжки, ни колючий ветер, ни холодный дождь,
— Разденься, — приказала жрица, и темнокожая красавица покорно скинула жалкое тряпье, и без того плохо скрывавшее ее наготу.
В зеленых глазах жрицы загорелся огонек: рабыня была сложена великолепно. За такую прелесть не жалко и заплатить. Жрица обернулась к торговцу:
— Десять алых самоцветов.
— Согласен, — прохрипел оторопевший от такой щедрости Эктан.
Две следующие девушки не слишком понравились жрице, но обе были молоды, милы, хотя принадлежали к тому типу женщин, у которых с возрастом очарование исчезает без следа. Однако пока юность делала их привлекательными, они вполне могли пригодиться в Святилище. Без особых споров и пререканий Эктан получил за каждую по четыре камня. Для него такая цена оказалась более чем приемлемой.
Последнюю девушку жрица рассматривала очень долго, пытаясь определить, к какому же народу принадлежит эта изящная, словно статуэтка, миниатюрная женщина, наделенная столь необычной красотой. Совершенно прямые, жесткие черные волосы тяжелым потоком спадали ей на спину, укрывая девушку не хуже плотной ткани. В мерцании множества свечей кожа красавицы отливала старой медью, раскосые черные глаза казались бездной, пухлые губы блестели, маня и вызывая головокружение. На высокой скуле, как будто готовая устремиться в полет, выделялась крохотная черная чайка.
— Как тебя зовут? — поинтересовалась жрица, и у Эктана от изумления глаза вылезли из орбит: жрица никогда прежде не снисходила до разговора с «товаром».
— Анкаля, — отозвалась девушка с равнодушием зомби.
Ей было уже все равно, что с ней произойдет дальше. После того как люди Шамана выволокли Анкалю из землянки, заботливо сооруженной Млеткеном, а затем Великий продал ее заезжему торговцу, к несчастью девушки прибывшему а соседнее стойбище, в ее жизни произошло столько событий, что ветланка словно окаменела. Ни одно воспоминание больше не мучило ее, не ранило душу. Девушка могла совершенно равнодушно размышлять о своей жизни, как будто это была жизнь другого, неизвестного ей человека.
Сначала торговец намеревался оставить Анкалю себе, ибо девушка привлекала его, вызывая жгучее желание. Но после того как он едва не лишился глаз, а его жирные щеки украсили несколько глубоких царапин и следы от острых зубов непокорной северянки, он поспешил избавиться от нее и попытался сбыть с рук в Гиркании. Гирканцы к его предложению отнеслись довольно равнодушно, но в конце концов нашелся один желающий за небольшие деньги обзавестись хорошенькой женщиной, которая, кроме всего прочего, занималась бы его хозяйством.
Однако Анкаля отказалась от еды и питья, и незадачливому покупателю пришлось вернуть покупку торговцу. Тот никак не хотел расторгать сделку, и гирканцу ничего не оставалось, как согласиться на очень невыгодные для себя условия.
Когда торговец, проклиная тот день и час, когда согласился купить дикарку, добрался до Заморы, он продал Анкалю первому же владельцу таверны, которому приглянулась девушка, после чего поспешно покинул страну. Однако и в таверне Анкаля не прижилась, ибо наотрез отказалась выходить к посетителям, а тем более танцевать перед ними. Первому же ловеласу, который ухватил ее за бок, она располосовала все лицо. После этого ей пришлось сменить хозяина. В следующей таверне все повторилось.
Она меняла хозяев, меняла города, но нигде не приживалась, ибо больше всего на свете хотела вернуться домой отчаянно тоскуя по своей заснеженной родине. Постепенно эта чувства сменялись тупым безразличием, но и оно вовсе не означало покорности. Девушка замкнулась в себе, глубоко в душе лелея мечту об освобождении. Сейчас она спокойно стояла перед жрицей, видя в ней лишь очередного покупателя и даже не задумываясь о том, зачем нужна, этой роскошной женщине.
— Откуда ты? — поинтересовалась жрица.
— С севера. Я ветланка.
— Никогда не слышала о таком народе, — удивилась жрица, но Анкаля промолчала в ответ. Тогда жрица повернулась к Эктану: — Двадцать самоцветов.
— Сколько? — подпрыгнул торговец.
— Двадцать пять.
— Конечно, конечно, — поспешил согласиться Эктан, не веря своему счастью.
— Ты останешься на ночь? — спросила жрица.
— Только до рассвета.
— Тебе выделят комнату. И послушницу. Возблагодари Тнихе.
На это торговец даже не рассчитывал. Товар, который он считал бросовым, принес ему целое состояние. Лучше всего, конечно же, было немедленно убраться отсюда, пока жрица не поняла, каков характер у ее нового приобретения, но Эктан не мог заставить себя тронуться в путь ночью под проливным дождем. Он мысленно обратился ко всем богам, которых только смог припомнить, чтобы ему удалось благополучно унести ноги, и направился в комнату, где его ждала еда, мягкая постель и горячая женщина.
Жрица обратилась к Анкале:
— Я сама займусь тобой. Пойдем.
Она повела девушку за собой через маленькую дверь. За ней открылся большой внутренний двор, густо поросший травой. Ливни сделали свое дело, и земля превратилась в непроходимое месиво. Однако от здания, где принимали торговцев, а также от главных ворот куда-то в глубь двора вели дорожки, вымощенные старыми, потрескавшимися от в времени плитами. Анкаля шла словно во сне, не глядя под ноги, пока наконец не пересекла двор и не оказалась у входа в следующее помещение, вырубленное прямо в скале. Высшая жрица толкнула дверь, и та, легко поддавшись, отворилась.
На стенах длинного узкого коридора были укреплены факелы, дававшие довольно много света, но девушка не смотрела по сторонам. Коридор круто повернул, и за поворотом показался ряд дверей, тянувшийся по обе стороны коридора. Время от времени какая-нибудь дверь приоткрывалась и оттуда высовывали очаровательные головки женщины, провожавшие жрицу и ее спутницу любопытными взглядами. Наконец коридор закончился очередной дверью. Открыв ее, жрица вошла в небольшую комнату, посредине которой стояла глубокая деревянная ванна. Рядом располагались кувшины с водой, от которых поднимался горячий пар.
