В общем, лучники вернулись ни с чем, и епископ понял, что, если он не хочет быть опозоренным, нужно принимать меры. Нужен отряд чужой, с ведьмой не знакомый и достаточно опытный, чтобы мог наплевать на эти самые арбалеты, будь они трижды прокляты. Очень кстати тут подвернулся отряд тамплиеров, возвращавшийся из Святой земли. Сколько храмовники запросили за услугу, осталось тайной между ними и епископом, но отряд прибыл к Речкам с твердым намерением селян победить. Не Акра, чай, эта деревня.
Вот перед самым началом штурма и подоспел Ловчий со своими людьми.
– Твою мать, – честно сказал Ловчий. – Это что, мне еще три дня терять из-за вашей войны? У меня времени нет.
– Мы возьмем эту деревеньку к закату, – сказал рыцарь. – Расстреляем тех, кто охраняет засеку, расчистим дорогу, а там, в конном строю будем гнать...
– Малой кровью, могучим ударом, – усмехнулся Ловчий, – И к вечеру напоим своих коней из деревенского колодца. Хрена вам, благородный рыцарь. Вы, ка-анечна, постреляете по засеке и, может быть, даже кого-то убьете. Пока вы станете расчищать дорогу, пару-тройку ваших арбалетчики положат, как бы они ни береглись. Видал я такие фокусы. Берется два сопляка по десяти лет, вручается им один арбалет на двоих. Они его на пару заряжают. Вот такие пары сопляков прячутся в лесу, на деревьях или между корнями. Это вам не лучники, им, чтобы выстрелить, вставать в полный рост не нужно. И – щелк. Щелк. Главное, выбивать у вас рыцарей. А их у вас только один. Ты. Хочешь после стольких лет в Святой земле схлопотать болт между лопаток?
– Я не боюсь! – гордо вскинул голову рыцарь.
– А я и не говорю, что ты боишься. Я говорю, что убьют тебя, к хренам собачьим. И если не ляжешь ты возле этой засеки, то напорешься на вторую. Или третью. Деревьев в лесу много, ходить далеко не нужно. А вправо и влево от дороги – топь, я знаю, до самых рек, – Ловчий снова почесал бровь.
Привычку эту он очень и очень давно перенял у Хозяина. Жест был простой и многозначительный. Ироничный и доверительный. Свойский.
– Значит, так, – сказал Ловчий. – Я сейчас подъеду к засеке, переговорю с мужичьем. Ты своих пока отведи от греха подальше на полет стрелы. Либо я уговорю их отдать ведьму, что вряд ли. Либо... Слушай, а давай ты прямо сейчас поедешь к епископу и скажешь, что передал заказ Охотничьему отряду Ловчего. А уж что я сделаю с деревней, тебя не касается. А?
Храмовник задумался. Он был явно не дурак, все дураки остались в песках Святой земли. И рыцарь понимал, что так удачно подвернувшийся Охотничий отряд позволяет решить всё без ущерба для него лично и для престижа Ордена в целом.
– Справишься? – спросил рыцарь.
– А не твое дело, – ответил Ловчий и спрятал в седельную сумку свои шпоры и цепь.
Рыцарь спорить не стал. Он отдал команду, отряд быстренько перестроился и убыл по дороге мимо Ловчего и его людей.
– И теперь что? – поинтересовался Левша. – Это теперь нам по лесу ползать да деревенщину резать?
Стук и остальные промолчали, но по лицам было видно, что с Левшой они согласны. Ехали, это, значит, в замок погостевать, а придется под болты арбалетные лезть, А еще всех остальных охотников в командиры отрядов произвели, а их нет... Не то чтобы очень хотелось покомандовать наемниками, но ведь повышение жалованья и всё такое прочее... А тут придется под арбалетные болты лезть.
Когда охотники начали повторяться в своих аргументах, Ловчий молча тронул коня и двинулся к засеке, жестом приказав отряду оставаться на месте.
– Совести у вас нет, – сказал Ворюга, – Снова ведь один поперся.
– А мы че... – растерянно протянул Пацан, младший в отряде. – Мы ж только...
– А в хлебало? – предложил Стук.
– А сами чего говорили? – резонно спросил Пацан. Все замолчали, оружие, на всякий случай, приготовив. Когда до засеки оставалось шагов пятьдесят, Ловчий коня остановил и спешился. Вдруг в коня попадут, а хороший конь – это хороший конь. Привязывать не стал, а хлопком по крупу отправил его к отряду.
К засеке пошел пешком.
Не сверзиться бы в грязь, подумал Ловчий. Скользко, И грязно. Заставлю засранцев сапоги почистить и плащ отстирать. Всегда так – первым идет командир, потом, когда дело почти сделано, появляются эти оболтусы. С другой стороны, ему и вправду безопасней, чем им. Вот, например... Ловчий поскользнулся на краю лужи и чуть не упал. Взмахнул руками, удерживая равновесие. И чуть было не прозевал болт.
На таком расстоянии, всего шагов в двадцать, звук спущенной тетивы и болт настигают мишень почти одновременно. Чертовы арбалеты, подумал Ловчий, рассматривая болт. Стрелы из лука куда удобнее. В смысле, ловить их значительно удобнее. Длинная, тонкая. Что-то было в ней изящное, в стреле для лука. А этот обрубок... Нет, ведь придумал же какой-то урод. Всё придумывают и придумывают, а бедному вояке что делать?
Чего уж проще – возлюби ближнего своего. Проще этого только возлюбить ближнюю свою. Так нет лее, убивать, убивать, убивать... Понапридумывали, мать их так. Довелось видеть Ловчему, как действует греческий огонь. До небесного огня ему, конечно, еще далеко, но как дело рук человеческих... Дым, гарь, вонь сгоревшей плоти – почти как тогда, в Содоме и Гоморре. Так себе воспоминание, если честно.
Второй болт Ловчий поймал в десяти шагах от засеки. Охотники заорали сзади что-то восторженно, засвистели, как на турнире. А ведь и верно, подумал Ловчий, до этого он старался не демонстрировать таких своих талантов Отряду. Ну, чуть сильнее остальных, чуть быстрее. Стрелы у них на глазах он еще не ловил. Тем более, арбалетные. Видать, всё действительно идет к развязке.
Ловчий остановился перед самой засекой. Аккуратно воткнул обе стрелы в грязь перед бревнами.
– Тут-тук-тук, – сказал Ловчий. – Есть кто живой? Засека молчала.
– А я еще раз повторяю, – сказал Ловчий, – тук-тук-тук!
За засекой кто-то высморкался. Ловчий наклонился, ухватился за нижнее бревно засеки л подергал его. Засека вздрогнула.
– Я вот сейчас дуну, плюну и разнесу вашу халабуду по бревнышку, – пообещал Ловчий. – И вас всех съем, как поросят. Отвечайте, пока добром спрашивают.
– Это, – сказал чей-то неуверенный голос из-за бревен. – Мы тебя не боимся.
– Куда уж, – согласился Ловчий. – Такие крутые вояки – и вдруг бояться. Небось на комара впятером без страха выступаете. Или даже в одиночку ранней весной семь мух одним ударом убиваете.
– Ты... Это...
– Я вот сейчас засеку разнесу, – сказал Ловчий, – переловлю всех особо умных и уши пообрываю. Будете вы деревней безухих. А к утру еще и баб ваших всех и девок поимею, и будете вы еще деревней безухих рогоносцев. И воспитывать моих детей будете до скончания века.
