не поэтому…
– Тише, – сказала я, поворачиваясь.
Чет по-прежнему стоял на коленях рядом со мной, озираясь в замешательстве.
– Вы видите, что я сделала? – спросила я. – Мы плывем в темноте. Как будто очутились во световспышке.
– Действительно, – согласился Чет. – Только гляньте сюда. Рядом со мной.
Пошатываясь, я опустилась на колени. Я могла чувствовать пол, прикасаться к нему. Однако же он был едва заметным, почти невидимым для моих глаз. Рядом с нашими коленями находилось крохотное белое пятнышко. Оно было частью видения.
– Это световспышка?
Чет, явно сбитый с толку, покачал головой. Но пока мы смотрели, кое-что изменилось. Вокруг пятнышка света начала нарастать некая материя, закрывая его. Оно росло, словно астероид, потом сделалось плоским и…
– Фрагмент, – сказала я, наблюдая, как растет камень. – Мы наблюдаем за появлением фрагмента.
– Да, – сказал Чет. – Я думаю, вы правы. Подозреваю, мы видим, как он растет сотни лет. Как будто бы…
– Как будто материя просачивается снаружи, – сказала я. – Так оно и есть, Чет. Крохотная брешь между измерениями. «Где-то» просачивается сюда, образуя фрагмент, как в пещере медленно нарастают сталактиты.
И я знала, что это длится, как и сказал Чет, сотни лет. Эта информация появилась у меня в сознании, потому что… потому что ее специально оставили для меня. Эти мысли были мыслями цитоников древности.
– Да! – сказал Чет. – Я уверен, что вы сделали это, мисс Найтшейд! Это прошлое. Путь Старейших. Тайны цитоников древности.
Скад, когда он так сказал, это прозвучало круто! У нас на глазах фрагмент превратился в каменную глыбу метров в двадцать шириной.
– Смотрите, – сказал Чет, указывая мне за спину. – Это было раньше?
Я обернулась. Других фрагментов я не видела, но зато заметила вдалеке белое пятно. Это была световспышка, но, похоже, она возникла по мере роста фрагмента.
– Она такая маленькая, – сказала я. – И вокруг нет других фрагментов. Должно быть, это очень-очень далекое прошлое.
В тот момент я почувствовала это место. Своего рода безмолвное спокойствие. Ничего опасного. Никакого ощущения гнева. Никаких…
Никаких делверов. Делверы либо не существовали в то время, либо находились где-то в другом месте.
– Каким образом мы это видим? – спросила я. – Вы сказали, что Путь – воспоминания разумных, входивших в «нигде», но, вероятно, здесь никого не было, чтобы увидеть эту часть.
– Время здесь течет странно, – сказал Чет, все еще стоявший на коленях. – Я полагаю, цитоники сумели каким-то образом выяснить все это. Вы видите это? Что вы об этом думаете?
На земле появилась линия – ее иллюзорная версия. Она отличалась от остального фрагмента – была другого цвета и блестела. У нас на глазах она превратилась в стену высотой всего в несколько ладоней. Но на ней появился небольшой узор, маленький завиток. Это было похоже на какое-то природное явление, наподобие эрозии.
Да, это оно и было. Своего рода межпространственная эрозия. Возникающая, лишь когда…
На сцене появилась фигура. Дионеец с синей кожей.
Я почувствовала, что видение внезапно замедлилось. Секунды больше не вмещали в себя десятилетия; все происходило в реальном времени. Дионеец поднялся на ноги.
– Доиндустриальная одежда, – предположил Чет, указывая на грубо сшитые вместе шкуры.
Дионеец ахнул и развернулся, сбитый с толку. Он улыбнулся, обнажив зубы. Стоп, нет. У дионейцев это означает агрессию или, быть может, страх.
Дионеец нас не видел, и было как-то жутковато оттого, что он смотрит сквозь меня. Потом он упал на колени и принялся царапать маленькую стену, обозначающую портал.
И царапал, пока время снова не ускорилось. Мы видели, как несчастный дионеец – размытое пятно – пытается найти путь прочь с фрагмента. Он постарел, потом умер. Его труп превратился в прах, остались лишь кости. Это произошло за считаные секунды.
– Несчастное существо, – проговорил Чет. – Умереть в одиночестве в таком месте…
Я опустилась на колени рядом с костями дионейца. Фрагмент сделался больше, но ненамного.
– Материя просачивается сюда из «где-то». Вы сказали, что подозревали это, Чет.
– Вот именно! Возможно, сам этот пояс сформировался из-за истончившихся границ.
Я всмотрелась в темноту, и мне показалось, что я вижу в отдалении еще один формирующийся фрагмент. И световспышка… она стала чуточку больше.
– Так, значит, фрагменты сформировались вокруг крохотных брешей между здешним измерением и нашим. А световспышка в результате увеличилась. Она стала незатронутой частью «нигде». Своего рода… безопасной комнатой в карантинной зоне, возможно.
– Да, – сказал Чет. – Да, это кажется правильным.
Но было еще что-то. Нечто, помимо этого.
– Если «где-то» просачивается сюда, – сказала я, – то и «нигде» должно, в свою очередь, просачиваться в наше измерение. Какие формы это может принять?
Ответ был прямо перед нами. В видении появились другие дионейцы. Они проходили через портал, и каждый оставлял крохотное дополнение к стене – еще немного материи, еще один завиток. Они научились прыгать сюда и отсюда и больше не умирали здесь в одиночестве.
– Цитоники, – прошептал Чет. – Так вот как это произошло. «Нигде» просочилось в наше измерение и изменило разумных, живущих рядом с брешью. Оно создало нас.
– Это что-то вроде межпространственного излучения, которое наполняет разумных «нигде»? – спросила я.
Я ощутила невероятное чувство разобщенности, когда поблизости стал быстро расти еще один фрагмент. Со временем на нем тоже появились разумные, но другой расы. Варваксы. Креллы, но еще без своих экзоскелетов. Маленькие крабы и…
Я почувствовала, что две расы установили связь, принялись мысленно разговаривать еще до того, как их фрагменты подошли друг к другу на расстояние слышимости голоса. Первые в истории встретившиеся расы – во всяком случае, здесь, в «нигде», – задолго до того, как кто-нибудь из них вышел в космос. Я попыталась слушать их, попыталась сосредоточиться. Это как будто щуриться, но только мысленно. Цитонические метафоры – это странно, но так уж «оно» ощущается. Я поднажала, и что-то в воспоминаниях подбодрило меня.
«Продолжай, – сказало оно. – Выражай свой талант. Слушай».
Я подключилась к нему, и мой мозг интерпретировал то, что было отправлено. Информация, как вербальная, так и невербальная.
Когда я сражалась с дронами на Россыпи, я интерпретировала поступающие к ним приказы и реагировала на них прежде, чем успевала осознавать, что я слышу. Вот и тут было то же самое. Мой разум или моя душа, или что бы там ни было, знала, что все это означает. И что-то щелкнуло.
«А! – подумала я. – Так вот как вы это делаете!»
Когда я мысленно слушала другого, я делала это, притворяясь этим другим. Я каким-то образом выдавала себя за предполагаемого адресата сообщения. Это позволяло мне оставаться в тени, незримой – словом, шпионить.
«Хорошо», – сказали воспоминания. Потом в
