Я сидел, переговаривался со штабом. Узнал про беспорядки. Потом на связь вышли мои люди… Двое, которых я негласно приставил к барону. Доложили: барон сел в свою машину и поехал из поместья. Взял «Обеиссан», который я усовершенствовал. Никому ничего не сказал. Никто его не остановил. Обычное дело. Они сказали, что успели только запрыгнуть в багажник под днищем. Он не заметил. Куда они направлялись — не знали. Помехи в связи начались из-за расстояния…
И тут, фройляйн, я увидел на дереве труп. Он висел вниз головой. Был проткнут штырем каким-то. Выглядел он странно…
— Да, я уже поняла. На дереве, со штырем…
— Я не о том! — речь Отто слегка ускорилась, — Я на него смотрел в особых очках. Они связаны с «Третьим глазом». В них все выглядит примерно как для вас. Весь мир — механизм. Так вот, этот труп был в механизме инородным. Он… не подчинялся общим законам. И почти не поддавался анализу.
Через минуту — еще один труп, такой же. Потом — два. А потом я увидел: на дороге, за поворотом, стоит человек. Такой же «инородный», как те трупы. Мне это не понравилось. Я скомандовал колонне: стоп! Но мы не успели остановиться. Передние машины свернули туда и пропали из эфира. Эфир стал глохнуть. Меня вдруг одолел ужас… Не знаю, почему. Стало неестественно страшно.
Тут человек этот поднял руку. Бросил в нас непонятно, что. Из-за деревьев на колонну упало что-то огненное! Не снаряды. Кто-то из наших стал стрелять, кого не задело. Из пулеметов и из гиперболоидов. Как только попали лучом туда, где он был — пушки отказали. Связь пропала совсем. Бронемашины горели. У меня люк заклинило. Гиперболоид не стрелял.
Тогда он к нам подошел. Вскрыл корпус голыми руками, вытащил меня. А, говорит, тебя мне и надо. ЧуднО выражался, как в древней саге… Я попробовал бежать. Но он был очень быстрый. Скрутил меня. Достал нож, нацарапал мне что-то на спине. Я думал, умру от страха. Меня как парализовало. Свалился мешком. Он мне врезал по ребрам, потащил. Там рядом были развалины складов. Я еле соображал, но кое-что осознавал. Только мы оказались внутри — и в противоположную дверь вошли эсэсовцы. Я вам про них говорил…
— Да, помню. Так он с ними был?
— Нет. Началась перебранка… — Отто поколебался, но понял, что экспрессию ему не передать, и продолжил «телеграфным стилем», — Они велели ему отдать меня им. Он сказал, что не обязан. Что нашу колонну разгромил… «силой богов», так и сказал. Что я — его добыча. Что к СС он давно не имеет отношения. Один из них его вспомнил. «Шарфюрер Эберт, уволенный за недопустимые выходки»! И стал его поддевать: что, мол, вернулись в свой штурмотряд? Там вам и место, среди неудачников! Тот им велел «закрыть их бесчестные рты». Припомнил им «Ночь длинных ножей». Сказал, что это было подло. Что не их теперь дело, где он теперь числится. И так далее. Целая поэма. В-общем, было ясно: не договорятся.
Тут из-за спин эсэсовцев вышел толстый коротышка. У него было что-то вроде пушки на плече. Я его узнал. С год назад его у нас должны были судить. Это был Ганс Уберман, физик. Преподавал в Венском университете. Но простой физики ему мало было. Он занимался передачей мыслей на расстоянии, гипнозом. Все говорил о каких-то «мыслеволнах». Пытался их открыть. На мой взгляд, не открыл. Я считал, он — бездарность. В итоге он попался полиции на опытах с бродягами. Два года назад. Ассистенткой у него было Лота Леманн…
— О? — отозвалась Эльза, — Имя этого ученого я от нее и слышала. Она восхищалась его гениальностью. Что же, она тоже попалась?
— Да. Оба оказались в тюрьме. Но до суда дело не дошло. Кое-кто ставил палки в колеса полиции. Некто Эрхард фон Ландсдорф. Из Абвера, немецкой военной разведки. Сейчас это неважно. Потом их обоих выкрали из тюрьмы и перевезли в Германию. Теперь похоже, что за этим стояли СС.
— Так. И что же дальше было?
— Знаете, фройляйн… я видел с помехами, но теперь этот Уберман выглядел похоже на Эберта. Инородно. Так вот: он стащил с плеча пушку. Сказал, что это «Машина Лояльности». Что она как раз для таких случаев. Навел ее на Эберта. И приказал: НЕМЕДЛЕННО ОТДАЙТЕ НАМ ОТТО ШТАЛЬБЕРГА! А потом нажал на спуск. И тут из его пушки вырвался какой-то световой конус! Но вокруг Эберта… — Отто замялся на сложном описании, — появилось что-то вроде щита. Тоже из света. И луч его не пробил. Эберт ухмыльнулся. Сказал: драка ему нравится больше болтовни. Выхватил нож и обоим эсэсовцам перерезал горло. Одним махом. Повернулся к Уберману. Тот продолжал стрелять в истерике: УМРИ! УМРИ! УМРИ! Но без толку. Щит не пропускал лучи. А Эберт ножом разрезал себе левое запястье. Кровью нарисовал что-то на правом. Подобрал камешек с земли и бросил в Убермана. И в того ударило таким же огнем, как в нашу колонну перед этим. Его аж к стене отбросило. Обгорел до мяса. Но не помер как-то. Лежит, стонет. Тут в дверь вбежал еще один из профессорской группы. Пытался стрелять. Но тоже получил огнем. Эберт сказал, что потом с нами закончит. Выскочил за дверь. Оттуда раздались стрельба и крики.
— А вы?..
— Я понял: если не справлюсь со страхом — конец. А за спиной моей стоял ящик. И как-то я смог двигаться… До сих пор не пойму, как мне удалось. Стал обдирать себе спину, где он нацарапал мне знаки. Тогда меня отпустило. И видеть стал лучше. Я взял автомат у одного из зарезанных. Закатился за ящик. Стал ждать. Профессор стонал уже еле слышно.
Прошло минуты три. Эберт вернулся и двинулся к профессору. Медленно. С улыбкой. Что меня нет, он еще не увидел. А Уберман… Я слышал, как он бормотал: «Ублюдок!..Мои машинки!.. Из за тебя я не смогу строить мои машинки!.. Нет, нет!.. Уж лучше…» Я, фройляйн, не разобрал, что ему было лучше. Только он как-то поднял в последний раз пушку. Глаза у него вылезли из орбит. И стал на гашетку жать. С тем же эффектом. Но его это, кажется, не заботило. Я подумал: просто предсмертная агония. Но потом… профессор странно дернулся. Застыл на секунду, и… я увидел, как в нем… как он мгновенно изменился! Будто взрыв. Сложно описать. Весь стал плотный. Пророс структурой. Наружу и внутрь. И… стал вставать! Гляжу: а раны на нем затягиваются. Даже Эберт опешил, по-моему. Тут профессор в последний раз в него выстрелил: УМРИ!!! И луч был сильнее прежнего в разы. Наверное, Эберт понял, что щит не поможет. Он увернулся, упал. А когда поднялся, профессор уже удирал. Он бы его наверняка догнал. Но он, наконец, взглянул туда, где меня бросил. А меня там не было. Это его сбило. Пока он озирался, я не медлил. Весь рожок выпустил ему в спину. Пару секунд щит держался. Но остальные пули он получил. Он ничего не успел сделать. Упал. Я думал, мертв. Человеку бы хватило.
Я подполз к двери. Выглянул. В поле зрения попал последний из тех, что с профессором приехали. Пытался скрыться. Я его пристрелил. Это его вы в лаборатории видели. Я прислушался. Стало тихо. Пошел поглядеть, что снаружи. Там их фургон стоял. И они убитые лежали. Эберт их порешил со вкусом. Я погрузил четверых в кузов. «Допросить» хотел. За Эбертом вернулся… а его нет. Тут я подумал: надо уходить. Все стало слишком непонятно… Сел в машину. Проехал через место боя. Забрал наших раненых.
