– Ого! – ужаснулась одна.
– Ого! – восхитилась другая.
И по лицам обеих Тритон все понял верно. Тут бы и круглый дурак понял, а Тритон был не круглый, а очень даже мускулистый. До утра он рьяно оправдывал ожидания девиц – и славно помял косточки обеим, доведя красоток до изнеможения. Затем – куда спешить? – продрых до полудня и проснулся с мечтательной улыбкой от уха до уха.
Вечером девки обещали прийти еще, и подружку захватить.
Явившись в харчевню, Тритон потребовал вина и мяса. Сейчас он пребывал в самом блаженном расположении духа. Жрать – от пуза, пить – хоть залейся. Война, правда, кончилась. Жалко. Зато смазливая краля сама на тебя залезть спешит! Что еще человеку надо? Компанию? Пить в одиночестве Тритон не любил. И тут – на тебе! – дядька Локр. Старый приятель Тритонова папаши. Лучше компании и не сыщешь!
Любимчик судьбы, ухмыльнулся Тритон. Я любимчик, да.
– Эй, дядька!
Локр – весь из узлов и канатов – сделал шаг. Остановился. Крепко уперся ногами в глиняный пол, словно в палубу корабля; не спеша повернул голову. Он всегда так делал – вначале смотрел, по‑совиному выкручивая шею, а потом уже разворачивался целиком.
– Тритон? Сын кормчего Навплиандра?
Особой радости на лице моряка, изборожденном морщинами, не отразилось.
– Ага! Иди, да! Угощаю!
Тритон давно мечтал произнести эти слова. Сейчас он сиял от гордости. Он теперь не просто герой – он богатый герой! Доля добычи, выделенная ему Амфитрионом, в глазах тирренца выглядела поистине царской.
Моряк опустился на табурет напротив Тритона.
– Вина! Прамнейского!
В винах Тритон не разбирался. Он полагал так: чем крепче, тем лучше. Но прамнейское любил Эльпистик.
– Давно не виделись. Слышал, отец твой погиб… Как ты без него?
В словах моряка крылось недоумение. Парень – дурак дураком. А гляди ты, не пропал! Да к тому же не бедствует – угощает.
– Убили папашу, – Трион помрачнел. – Бабы.
– Какие бабы?
– Эти, значит. Вакханки.
– И как ты без него? – повторил вопрос Локр.
На столе объявился пузатый кувшин.
– А я с Амфитрионом! – Тритон наполнил чаши. – Слыхал? Он герой и лавагет! Ну, и я тоже, да.
– Тоже лавагет? – Локр не поверил ушам.
– Не… Куда мне! Он – лавагет. А я при нем. За встречу, дядька Локр!
Выпив, Тритон снова плеснул в чаши.
– Я смотрю, – моряк сощурился, – люди Амфитриона не бедствуют.
– Ага! Он такой! Мы только с войны. Добычи загребли – гору!
– Что за война?
Старый шрам под глазом дядьки Локра ожил, изогнулся белесым червем.
– Так война же! – изумился Тритон. Он был уверен, что на всем Пелопоннесе только и разговоров, что об их славных победах. – Телебоев в Орее били! Побили! Вот, вернулись. А ты, дядька Локр? В море ходишь?
– Хожу.
Моряк не спешил делиться подробностями.
– Куда?
– На Самос хожу. На Крит, Родос. Сейчас с Тафоса…
– Здорово! А мы тафийцев били, значит. Телебои – это ж они и есть!
– Ну, я‑то не воевал…
– Жалко.
– Почему?
– Ну… – мысли путались, отказываясь превращаться в слова. Но упрямства Тритону было не занимать. – Если б ты воевал… За телебоев, да! И вы победили… Тогда ты б меня угощал!
Шутил Тритон редко. Обычно шутили над ним. А тут все так удачно сложилось! Тирренец затрясся от хохота, едва не опрокинув стол. Даже дядька Локр осклабился. Нет, положительно, сегодня – лучший из дней!
– За тех, кто в море! Чтоб возвращались.
Отцовы здравицы Тритон помнил до сих пор. Выпив, он пригорюнился.
– Чего нос повесил, герой?
– Давно в море не был. Мамку бы увидеть… Скучаю по ней.
– Посейдон даст, увидишь. Жизнь длинная…
– Ага! Наливай!
В харчевню вошли двое юношей. Задержавшись у входа, они внимательно слушали разговор Тритона с моряком. При упоминании Тафоса и телебоев один что‑то шепнул другому. Тот в ответ усмехнулся – и вдруг сделался серьезен.
– Ссать хочу, – громогласно возвестил Тритон, выбираясь из‑за стола. – Жди, дядька!
Возвращаясь из отхожего места, он нос к носу столкнулся со вчерашним обидчиком. Фиест, вспомнил Тритон. Ну точно, Фиест. Сын покойника. А вон и второй сын, Атрей – с дядькой Локром сидит. Долдонит, а дядька кивает.
– Рабом звал, – набычился Тритон. – Ты меня рабом…
– Прошу прощения, – развел руками Фиест.
– Резать хотел…
– Уже не хочу. А ты знаешь, почему герой никогда не догонит черепаху?
– Герой? Черепаху?!
– Ну да. Вот, смотри… – Фиест подвел Тритона к пустому столу. Выставил кружку: – Это герой. А это черепаха…
Черепахой стала корка хлеба.
– Допустим, герой бежит в десять раз быстрее черепахи. Вначале он находится на тысячу шагов позади неё. Пока герой пробежит это расстояние, черепаха проползёт сто шагов…
– Хо‑хо! – восхитился Тритон. – Проползет, да!
– Когда герой пробежит еще сто шагов, черепаха проползёт десять шагов…
– Точно!
– И так до бесконечности. Понял?
– Он бежит?
– Да.
– Она ползёт?
– Точно.
– Понял! – Тритон ощутил себя мудрецом. – Не догонит! Вина!
– Вина мне и моему другу! – поддержал Фиест.
– Прамнейского!
– Да ты знаток!
– Я знаток, да!
О дядьке Локре тирренец забыл напрочь.
* * *
– …вообще‑то я на Закинф собираюсь…
– Так это рядом! – просиял Атрей. – Передашь послание, и валяй на свой Закинф! А плата…
– Ну? – подобрался моряк.
– Тебе понравится.
Атрей уже трудился над табличкой из ясеня, покрытой воском. Под заостренной палочкой рождались некие символы. Грамоты Локр не знал, и преисполнился уважения к молодому человеку. Письмо в глазах моряка было священнодейством.
– Вручишь старшему из сыновей Птерелая. Ему, и никому другому. Запомнил?
Атрей прикрыл написанное гладкой дощечкой, защищая восковый слой от случайной порчи. Завернул послание в тряпицу. Извлек из сумы на поясе золотой перстень. С перстня скалился лев. Еще вчера лев украшал безымянный палец старшего из сыновей микенского ванакта.
– Перстень отдашь вместе с посланием. И не вздумай оставить себе! Тут про перстень тоже написано.
– Как насчет платы? – напомнил моряк.
– Вот, держи. Я буду ждать ответа. Привезешь – получишь вдвое.
– Где тебя искать?
– В харчевне.
Стилос бойко расчерчивал восковую табличку, творя мир заново. Возник остров, похожий на тушку ощипанной куропатки. Голову куропатке отрубили, отсекли и левую голень. Севернее, над птицей, валялась обгрызенная мышами лепешка – еще один остров. Крошки рассыпались аж до побережья Акарнании.
