Ловчий заметил, что его правая рука скользит по крышке стола, стряхивая несуществующие крошки. Сжал пальцы в кулак.
– Восемь веков разочарования. Восемьсот лет одиночества. И с каждым годом, с каждым новым разочарованием – мысль. А если нет Его? Если все напрасно? Если мы не просто придумали Бога, а мы придумали обман, который уже стоил миллионов жизней и который будет стоить еще миллионов и миллионов? И мы видим, во что превратился этот мир. Нашими стараниями, в том числе. Мы...
Он замолчал. Трудно говорить, когда твоих губ коснутся другие губы. Да и незачем. Все уходит. Все исчезает. Все вспыхивает и гаснет. Только ты. Только она. Только вы вместе...
– Уезжайте пораньше, – сказала Птица перед самым рассветом.
– Да, – просто ответил он. – А как же ты? -Я?
Он почувствовал, что она смеется, спрятав лицо у него на груди.
– Что такое? – спросил он.
– Будто и не прошла эта прорва лет, – сказала Птица. – Всё как и раньше. Ты так занят судьбами мира, что у тебя нет времени спросить, что я делала все это время.
– Я...
– Ничего интересного, – сказала Птица. – Совершенно ничего. Болячки, сглазы, переломы и вывихи. Еще попытки меня убить или сжечь.
– Мужчины... – сказал Ловчий и тут же пожалел об этом.
Но Птица не обиделась.
– Ты хочешь услышать, сколько у меня было мужчин за тысячу лет? – спросила она.
– Прости, – сказал Ловчий.
– Глупый, – ответила Птица. – Это ведь тысяча лет. Птица встала с постели, зашуршал набитый сеном матрац.
– Птица, прости! – потянулся за ней Ловчий. – Прости...
– Глупости, – сказала Птица. – Глупости. Мне действительно нужно уходить. И вам нужно уходить. Со мной все будет хорошо. Так уже неоднократно бывало.
Птица оделась. Ловчий, вскочив, тоже стал торопливо одеваться.
– Не спеши. Я уйду одна.
– Поехали вместе, – предложил Ловчий.
Это действительно отличная идея, подумал он. Забрать ее и отвезти в замок к Хозяину. Там она будет в безопасности, пока все это перемелется, когда мир снова обретет ясность и логику.
– Поехали!
– Ты сказал, что мир снова находится на грани катастрофы... – Птица провела ладонью по щеке Ловчего.
– Я...
– Не так, конечно, но ты это имел в виду.
– Наверное.
– Мне трудно об этом судить, – Птица притянула к себе Ловчего и теперь шептала ему на ухо. – Я лечила многих людей. Очень многих. И знаю, что, когда человеку становится тяжелее всего, он либо умирает, либо начинает выздоравливать. И если ты, лекарь, сделал все, что от тебя зависит, то тебе просто остается ждать. Возможно, вы ошиблись, убрав отсюда богов. А, может, дали людям шанс, которым они воспользовались, как смогли. Хорошо ли, плохо ли. Когда женщина, рожая, кричит, исходя влагой и кровью, кажется, что страшнее ничего нет. И ей кажется, и окружающим кажется... А это всего лишь рождается новый человек. Что бы ты ни делал, важно не то, что ты делаешь, а для чего ты делаешь. Если нет Бога, того Бога, что вы придумали... И ты это поймешь... ты это понимаешь... Он что, от этого становится меньше нужен?
– Подожди, – прошептала Птица, крепче прижимая к себе Ловчего. – Это ерунда. Это бред, то что я тебе говорю. И это правда. Я не знаю, есть ли Бог. Кто я, чтобы это знать? Я не знаю, есть ли солнце, потому что вижу только раскаленный диск и чувствую тепло, исходящее от него. А что это? Слепые не видят солнца, но ощущают его жар. Солнце от этого исчезает? Каждый день. Каждый день мир умирает, и каждый день мир возрождается. Как ты до сих пор не понял – валена не цель. Важен путь к ней. Важно то, что ты хотел сделать, о чем мечтал... Я снова не то говорю...
Конечно-конечно-конечно, важна цель... И путь... и... Не знаю. Я знаю, что люди сейчас, не отдавая никому Силу, мечутся, не понимая, что с ними происходит. Ты охотишься на оборотней и упырей... Ты ведь знаешь, что люди часто превращаются в этих чудовищ не потому, что продали душу дьяволу...
– Я пока еще не нашел ни одного такого, – сказал Ловчий. – Никто не смог вывести меня на дьявола. Но души... Ни у кого из этих...
– Из этих несчастных, – сказала Птица.
– Из этих чудовищ, – мотнул головой Ловчий. – Чудовищ. Ни у кого из них не было души.
– А у меня... У меня есть душа?
– Есть, – Ловчему захотелось плакать, такой ненужный и глупый получался разговор. – У тебя есть душа.
– Но меня называют ведьмой. И я тебе открою тайну – я не одна такая. Мне удалось найти и других. Я не участвовала в Договоре и не давала Клятву. Я просто оставалась с людьми. Нас не очень много, но больше, чем богов. Мы живем с людьми вместе, и при этом у нас нет необходимости и желания управлять ими. Или их подстегивать. Не знаю, может быть, я не права, но мир меняется. Меняется настолько, что скоро мы перестанем его узнавать. Его меняешь ты, твой друг, я, люди, даже боги, ушедшие отсюда, его тоже меняют. Капля воды, ударяясь о землю, меняет все мироздание.
В дверь дома кто-то сильно постучал.
– Это за мной. Я еще с вечера попросила, чтобы меня отвезли... Я не знала тогда, что это ты. Если бы знала – уехала бы еще вчера.
В дверь продолжали стучать.
– Я слышу, – крикнула Птица. – Я уже иду. Стук прекратился.
– Вот и все, – улыбнулась Птица. – Поговорили.
– Извини.
– Глупости. Я не сказала самого главного, – Птица вздохнула чуть слышно. – Боги могут умирать.
– Что?
– Боги могут умирать, – повторила Птица. – Бессмертные могут умирать.
– Это невозможно, – Ловчий посмотрел на свои руки. Давно он не видел, чтобы пальцы на них дрожали.
– Боги могут умирать. И бессмертные могут умирать. Я не знаю, как.
В дверь снова принялись колотить.
– Подождите, – крикнула Птица и посмотрела растерянно на Ловчего, словно не в силах выбрать – остаться или уйти. – Когда уходили боги, тут осталось множество аватар, или, если хочешь, ипостасей. Остались бессмертные, которым бессмертие даровали боги. Остались награжденные вечной молодостью. Я видела... И не могла им помочь. Многие из них уходили туда, на восток. На север. Некоторые оставались здесь. Прятались. Или наоборот – пытались сражаться. И с каждым годом их становилось все меньше. Тех, кто был бессмертным. Я была на севере и видела, что происходило там, как те, кто пытался стать богами, бились друг с другом, как умирали. Умирали!
Птица шагнула к двери. Остановилась. Снова шагнула. Оглянулась.
– Иногда... Иногда я говорю правду о том, что должно случиться. Я не могу знать, когда скажу пророчество, но когда оно звучит, я знаю, что это правда. Что это будет. И... Ты не помнишь, когда я уходила. Тогда... Давно... Я сказала... Ты еще смеялся. Это было действительно похоже на шутку, а я тогда еще не могла отличить просто слова от правды. Помнишь?
