белок и говорящих воронов!
Ночь мягким пледом опустилась на Форг. Небо заволокло черничными тучами, и где-то вдали громыхнул гром. Но ни один посетитель таверны «Паяц и дворянка» не обратил внимания на приближение стихии. Только чернобородый старец, уплетающий телятину, задумчиво прислушался к звуку. Но затем и он позабыл о нем, полностью погрузившись в поедание вкусного и сытного ужина, да беседуя со старым другом, прибывшим из далеких краев.
Глава 3
«Бесшумно ступает Черная
Дерода. Трудно ощутить ее дыхание.
Невозможно уловить звук ее шагов.
Не скрыться от тени ее плаща.
Горе – неизбежно! Еще никому не
удавалось без потерь вырваться
из тонких, но цепких рук Темноликой!»
Дневник Тодиуса Корнелиуса.
Некроманта третьего Ранга.
Над Темной Дубравой и владениями барона Данкоса разбушевалась гроза. Мрачно-фиолетовое небо рассекали цепи ярких молний, которые, то слепящими вспышками исчезали в глубине леса, то с треском врезались в поля и сады фермеров. Гром грохотал так, что казалось, еще немного, и небеса рухнут на окраину Мендарва, и бездна поглотит островной замок и расположенные неподалеку Дубки. Неистовый ливень сплошной стеной обрушился на округу. Зарница бурным потоком несла в водах обломанные сучья, камыш, смытый с крыш, мелкую утварь, оставленную во дворе непутевыми хозяевами. Ветер резкими порывами стегал кроны деревьев, жаждая вырвать их с корнем из плодородной почвы. Сухие ветви первыми сдались и, с треском отломившись от стволов, нырнули в мутные ручьи, обезумевшей воды.
Ребекка проснулась от пронзительного раската грома и оглушительного прерывистого стука. Яркие проблески молнии пронзили синим светом комнату, и вновь раздался жуткий грохот. Златовласка испугано вскочила с постели, запуталась в покрывале, и чуть было не упала на пол, но вовремя ухватилась за спинку кровати. Наконец, выбравшись из тканевых оков, она подбежала к распахнутому окну и, не обращая внимания на острые, словно иглы капли дождя, захлопнула, болтающиеся на ветру, подобно парусине, ставни, а затем и створки окон. Осталась одна рама. Стекло от ударов разбилось, и теперь его осколки лежали во дворе и на полу. Только сейчас девочка углядела, что у стены образовалась лужа.
Ребекка, стараясь унять дрожь, сорочка вся промокла, подошла к комоду и трясущимися руками зажгла огарок свечи. Опочивальню озарил слабый свет. Златовласка огляделась. Пол в комнате был мокрым от дождя, а от окна вел тонкий алый след. Кровь!
Только сейчас девочка осознала, что порезала ступни об осколки. Она так испугалась и замерзла, что не почувствовала боли. Присев на край кровати Ребекка осмотрела ноги. Стеклянные лезвия лишь в нескольких местах впились в кожный покров, не глубоко, но достаточно сильно, чтобы вызвать кровотечение.
Златовласка убрала свечу с комода и поставила на пол, затем открыла сундук и достала оттуда ситцевую простынь. Она стала стремительно рвать ее на полосы.
Внезапно Ребекке показалась, что она услышала голос матери и отца. Но раскаты грома заглушили слова. И когда отзвуки стихии на мгновение умолкли, с ними и исчезли громкие разговоры.
«Нет. Я не стану выходить. Если мать меня увидит в таком состояние, то точно расстроится. Завтра я узнаю, что случилось. Рассвет заберет ненастье и принесет светлый, добрый день»
Девочка, морщась от боли, стала вытаскивать стеклышки из ступни. Она протрет рану, обвяжет тканью. А поутру возьмет одну из мазей матери, наложит добротную повязку, и через день все пройдет.
Златовласка искоса взглянула на ворона. Птица невозмутимо сидела на жердочке, словно гроза, бушующая в Дубках, совершенно ее не касалась. Глаза пернатого гиганта были закрыты, но Ребекка могла поклясться светом Тарумона Милосердного, что ворон не спал. Он безмолвно следил за событиями, прислушивался к звукам, но не желал лицезреть ни свет свечи, ни ранение девочки, ни лужу на полу.
«Vik’er iteto hak par lehe pald’n! Anuren vagro er’em oc’eran!. Ferl’en hen s’he iteto par oro Khaa te!» внезапно в гуле ветра и грохоте грома послышался шепот.
Карро испуганно щелкнул клювом и уставился округленными янтарными глазами на пол. Ребекка, у которой от мистических звуков мурашки забегали по спине, проследила за взглядом птицы и робко вскрикнула, прикрыв рот рукой.
В луже, освещенной тусклыми отблесками свечи, мерцала надпись на всеобщем языке.
«Стихия несет меня к живым горизонтам! Судьба ищет сердце силы! Помощь будет птицей нестись к тебе золотое пламя!»
Златовласка побледнела и от страха зажмурилась. Громкий щелчок клюва ворона заставил ее набраться храбрости и открыть глаза. Надпись исчезла, и вместе с ней испарился шепот.
– Нет, нет, нет! Это все происки темных сил! Да, защитит меня вечный свет Тарумона Милосердного! Никакая стихия меня не заставит выйти из спальни! – тихо промолвила она. Страх, что за дверью могут таиться еще более ужасные вещи, нежели светящиеся надписи, сковывал девушку.
Карро склонил голову набок и с интересом смотрел на Ребекку, словно видел ее в первый раз. На мгновение в янтарных глазах ворона промелькнуло сожаление. Но златовласка не заметила его. Она наспех перевязала ступни, поставила свечу на сундук и легла в постель, с головой укрывшись одеялом.
С зарей тьма отступит, гроза пройдет, и солнце вновь засияет над Дубками. И все, что ночью случилось, окажется лишь очередным кошмаром.
«Надо во что бы то ни стало заснуть. Это всего лишь дурной сон! Гадкий сон!»
Над Темной Дубравой гроза приутихла. Тяжелые тучи все еще нависали, но ливень прекратился. И лишь отблески молний на горизонте да раскаты грома вдали напоминали о минувшей стихии. Впрочем, о ненастье напоминал и бурелом, оставшийся после беспощадных порывов ветра. Повсюду лежали поваленные стволы, местами вырванные с корнем, да непроходимые нагромождения из ветвей. В оврагах непрерывно текли ручьи дождевой воды, спеша впасть в бурный поток Зарницы.
– Таборочка, солнце мое! Не будешь ли ты так любезна, разъяснить мне, что вообще происходит? – мрачный эльф удобно расселся на краю огромного дупла, и увлеченно грыз коготь большого пальца правой руки-лапы.
Демоница сидела на корне дуба, обхватив голову. Вид у нее был плачевный. Она вся промокла до нитки. Длинные волосы паклей спадали на плечи. Темная рубаха прилипла к телу демонессы. Да, и из ботфортов пришлось выливать последствия ливня. Плащ отяжелел от воды, и девица была вынуждена его снять и выжать. Он висел на ветке вместе с жилетом, покрытым металлическими пластинами.
Стихия началась внезапно. В отличие от коротышки, который просидел всю грозу в дупле и остался сухим, Табора не смогла найти укрытия. Пришлось импровизировать. Но довольно сложно, отыскать убежище, когда древа норовят придавить тебя массой, а вода,