монах молчал. Мне пришлось продолжать без его подтверждения:
— У святого Иссэна болела голова от бурления чувств. «Эта могила нуждается в погребальных обрядах, — добавил он, — как умирающий от жажды — в глотке воды».
— Допустим, — с неохотой согласился старший дознаватель. — Чувства бурлят, дух нуждается. Но что это доказывает? Это вполне мог быть мстительный дух Юко!
Я ещё раз поклонился начальству:
— Святой Иссэн тоже так решил. Он даже одобрил версию побега господина Имори, устрашённого местью духа банщицы.
— Вот! Святой Иссэн одобрил! Так с чего вы решили, что господин Имори не сбежал из города, как считали все, а вспорол себе живот на этой проклятой могиле?!
— По поручению настоятеля я заказал для могилы копию храма. Погребальные обряды должны были умиротворить гневного духа. Храм же запер бы его в могиле на веки вечные, не позволяя вредить людям.
— Очень хорошо, — повторил Сэки Осаму. — И что же?
— Обряды были проведены. Но дух в ту же ночь опять вышел на охоту. Это значит, что умиротворения не произошло! Напротив, онрё торопился отомстить последнему в списке, своему любовнику Кохэку. Онрё понимал, что как только на могиле воздвигнут храм, его сила иссякнет. О мести в таком случае можно забыть, не правда ли?
— Продолжайте, Рэйден-сан.
Требование прозвучало на три голоса. Старший дознаватель, архивариус и секретарь — кажется, они начали понимать, к чему я клоню. Карп на стене, и тот притих, замер, не продвигаясь против течения. Драконий облик может обождать, читалось на лупоглазой морде. Мы пока тут поплаваем, да?
Саднило горло. Всё-таки актёр меня крепко помял. Ему не женщин, ему борцов сумо играть! Временами, отвечая на вопросы, я подсвистывал на манер архивариуса Фудо — и всерьёз опасался, что Фудо обидится, решит, что я его передразниваю.
— Умиротворения не произошло, потому что погребальные обряды были посвящены банщице Юко. Господина Имори они не касались. Но храм — другое дело. Храм с четырьмя яростными хранителями! Вот дух Коямы Имори и кинулся завершать свою месть.
Сэки Осаму кивнул.
— Допустим, — произнёс он другим тоном. — Но почему всё-таки вы решили, что Имори покончил с собой именно здесь, на могиле банщицы?
— Онрё, насколько я понимаю, привязан к определённым местам. Если святой Иссэн учуял присутствие онрё рядом с могилой Юко, и если это был онрё господина Имори — мы можем не сомневаться в месте смерти Коямы Имори.
— Но дом! — вскричал старший дознаватель. — Дом Юко!
Брови господина Сэки взлетели на лоб. Брови секретаря Окады сошлись на переносице. Левая бровь архивариуса Фудо ринулась вверх, а правая — вниз, как если бы архивариус не знал, чей путь ему выбрать. Я с трудом сдержал смех. Засмеяться сейчас значило бы подписать себе приговор.
— Почему онрё водил гостей, — упорствовал Сэки Осаму, — не только на кладбище, но и в дом Юко?!
— Там они были счастливы. Там Имори предал любовь Юко. Там Юко отомстила ему, покончив с собой и оставив записку. Там она разрушила жизнь господина Имори, толкнув его к самоубийству. По-моему, этого достаточно, чтобы привязать дух Имори не только к месту смерти, но и к этому дому. Кроме того…
— Продолжайте!
— Месть была главной страстью Имори. Но месть была также главной страстью Юко. Записка свидетельствует об этом. Не думаю, что Юко умерла в покое. Её дух, пожалуй, тоже имел все шансы превратиться в онрё. Не знаю, случилось бы такое превращение или нет, не знаю, удовольствовалась бы Юко тем, что своей клеветой превратила Имори в отверженного, или продолжила бы мстить. Но самоубийство господина Имори пустило всё по иному пути. Вспарывая себе живот, оборачиваясь мстительным духом, Имори впитал в себя и гневные эманации мёртвой возлюбленной. Святой Иссэн, бывает ли такое: онрё самурая, часть которого — онрё банщицы? Двойная страсть, двойная месть?
— Не знаю.
Это были первые слова, произнесённые старым монахом за всё время.
— Не знаю, — повторил настоятель. — Но допускаю такую возможность. Зато я знаю другое. Сэки-сан, мы с вами скорбели по покойному дознавателю Абэ. В последнее время, удручён болезнью, он допускал простительные оплошности. Но раньше, в лучшие годы, мы восхищались его талантом. Вам не кажется, что мы нашли замену дознавателю Абэ?
И все уставились на меня так, словно я был мстительным духом дознавателя Абэ, восставшим из могилы.
— Пошлите кого-нибудь в лапшичную, — велел Сэки Осаму, обращаясь к секретарю. — Пусть возьмёт еды и саке. Больше саке, больше! У нас есть повод выпить как следует.
Поминки, понял я.
— …старший дознаватель службы Дракона-и-Карпа…
— Карпа-и-Дракона, — машинально поправляю я.
Настоятель Иссэн улыбается:
— Дракона-и-Карпа, Рэйден-сан. Старший дознаватель службы Дракона-и-Карпа, и это я. Вы удивлены? Я вас понимаю. Я сам, хотя и стар годами, по сей день удивляюсь. Ну какой из меня старший дознаватель? Признаюсь вам, эта должность чисто формальная. От меня требуются скорее советы или одобрения, нежели прямые действия. Действовать назначено вам, дознавателям. Отныне вы — дознаватель службы Дракона-и-Карпа.
Я молчу. Жду продолжения. Мы сидим на холме близ обители Вакаикуса, постелив сложенные вчетверо одеяла на камни, плоские и шершавые. Камни похожи на древние ступени, но я не уверен, так ли это. Всё собирался спросить настоятеля, да случай не предоставлялся. Вот и сейчас: не прерывать же важный разговор дурацким вопросом о камнях?
— Сто лет назад, Рэйден-сан, — продолжает старик (старший дознаватель! кто бы мог подумать?!), — волей святого Кёнё, сына живого бодисаттвы Кэннё и первого главы службы Карпа-и-Дракона, в недрах службы был учреждён тайный, особый отдел: служба Дракона-и-Карпа. Во главе её на местах всегда стоят монахи, это традиция, возведённая в правило. Она ведает делами, где замешаны мертвецы. Вы ведь не станете спорить, утверждая, что мертвецы — не люди?
— Не стану, — бормочу я. — Люди.
Осень раздумала поливать землю дождём, сменила гнев на милость. Тучи расступились, явив просвет столь пронзительной голубизны, что от неё перехватывало дух. Выглянуло солнце, лучи его зажгли алым пламенем кроны дюжины клёнов. Деревья гуськом взбегали по склону холма напротив. На миг я пожалел, что я не художник. Горят клёны; горит пожар цветов хиганбаны. Течёт гибельный, манящий аромат…
Я вздрагиваю.
— Раз люди, значит, они тоже могут быть причастны к фуккацу, — от монаха не укрылась моя дрожь, но он делает вид, будто ничего не произошло. — Для будды Амиды нет разницы: живой ли, мёртвый. Вот мы с вами и будем разбираться с делами подобного толка. Не волнуйтесь, таких случаев бывает немного: два-три в год. Случается, что и ни одного. Всё остальное время вы по-прежнему будете трудиться как обычный дознаватель службы Карпа-и-Дракона. Надеялись отдохнуть? Тщетные надежды,
