охраны.* * *
Оливковые рощи, по которым мы ехали, постепенно менялись. Исчезли плотные шеренги деревьев, между стволами стали появляться широкие прогалины. Оросительные канавы забивались сорняками и илом и в конце концов исчезли совсем. Сухие дубы встречались все чаще, и мало-помалу оливы вокруг нас вернулись в дикое состояние.
– Разве тут никто не собирает урожай? – спросил Софос, увидев в траве старые сгнившие плоды.
Волшебник услышал его и бросил через плечо:
– Давно уже перестали. После чумного поветрия в Аттолии не хватает народу для ухода за этими рощами. Город, где мы купили провизию, когда-то, наверное, был главным в этой части Оливкового моря, но сейчас там осталось всего пять или шесть семей. У них хватает сил только на ближайшие рощи.
Я слышал о чумном поветрии, оно случилось за тридцать лет до моего рождения. Заразу привезли купеческие корабли, бороздившие Срединное море, оттуда она распространилась по всем равнинам и истребляла людей целыми семьями. В тавернах рассказывали, что в Саунисе вымерла чуть ли не половина города. Вся морская торговля остановилась. Урожай сгнивал в полях, Эддис закрыл границы, пытаясь не впустить чуму. Мой дед, тогда он был совсем молодым, рассказывал, что из страха перед заразой ни один вор не прикасался к добру умерших от чумы. Всё сжигалось.
– А в Саунисе, – спросил Софос, – есть такие места, где не хватает рабочих рук для возделывания плодородной земли?
– Немного, – ответил волшебник. – Саунис всегда был меньше Аттолии, поэтому в нем уже опять образовался избыток населения. Есть несколько заброшенных ферм – например, та, где мы заночевали перед походом в горы. Единственный оставшийся в живых из той семьи уехал в город получать образование.
– Откуда вы знаете? – спросил Софос, всегда упускавший из виду то, что лежит на поверхности.
– Это был я. – Волшебник бросил взгляд на меня. Наши лошади и прежде не могли сильно разогнаться среди деревьев, а теперь совсем остановились. Моя наклонила голову и стала пастись на мягкой траве. Помолчав немного, волшебник сказал: – Удивительно, Ген, но у тебя, кажется, бродят какие-то мысли. Хотелось бы мне их узнать.
В ту минуту я размышлял о своих многочисленных родственниках. Некоторых из них я считал печальным бременем, но были и те, кого я горячо любил. А иначе не очутился бы в королевской тюрьме. И все-таки, наверное, лучше иметь много родственников, чем никого. Наверное, это первая добрая мысль о некоторых моих родичах, которая пришла мне в голову. Я сказал волшебнику:
– Родни у меня полным-полно, и уж не знаю, кому из нас лучше: вам или мне.
– Тебе. – Он пришпорил лошадь.
Через некоторое время Софос снова заговорил. Он не умел долго молчать.
– Если в деревне осталось слишком мало народу, почему сюда не переселятся люди из других мест?
– Из каких? – спросил волшебник.
– Из всей остальной Аттолии, – неуверенно предположил Софос.
– Дурак, там ведь тоже все погибли, – ответил Амбиадес, и волшебник поморщился.
– Чумное поветрие свирепствовало по всей стране, – более дипломатично объяснил он. – Лишнего населения нет нигде. Даже в городах.
– Могли бы прийти из Сауниса.
– Да. Могли бы. – Видимо, это и было на уме у короля Сауниса.
– Это называется вторжением, – напомнил я.
– Ну и что? – заявил Амбиадес.
– Аттолийцам это может не понравиться.
– Послушай, Ген, зачем им эта земля? Они ведь ее даже не используют, – возразил Софос. Интересно, что бы он сказал, если бы дело обстояло наоборот и аттолийцы решили поселиться на землях его народа.
– Все равно им это не понравится, – упрямился я.
– Это не имеет значения, – отрезал волшебник.
– А для аттолийцев имеет, – сказал я своей лошади.
* * *
К концу дня мы добрались до края Оливкового моря. Шли по наезженной дороге, давным-давно заросшей. Когда она повернула на юг, волшебник повел нас прочь от нее, и мы снова очутились в чаще. Еще через четверть мили лес оборвался, словно боги провели по земле черту от обрыва, высившегося слева, к реке, протянувшейся за горизонтом где-то справа. На розово-синем вечернем небе чернели силуэты гор. Они долго скрывались от глаз за деревьями, и приятно было видеть их снова.
Впереди деревьев не осталось, лишь кое-где темнели разномастные кусты. Равнина была изломана, перечеркнута гребнями из скал и камней. От заходящего солнца по темной земле тянулись черные тени.
– Что тут произошло? – спросил Софос.
– Это пустошь, – сказал волшебник. – Здесь мы заночуем. – Пока Поль готовил ужин, он объяснил, что пустошь – это лавовое поле, место, куда тысячи лет назад из Священной горы выплеснулась кипящая порода. Земля здесь богата минералами, но такая твердая, что ни одно растение не может пустить корни. Ее трудно пересечь, а построить дорогу невозможно. Нет на свете другого столь же безжизненного места.
– Конечно, существует миф, объясняющий это. – Волшебник зевнул и пригладил волосы. – Но я так устал, что нет сил даже слушать, как его изложит Ген. Поэтому скажу только, что Эвгенидес попытался пустить в ход громовые стрелы, похищенные у Неба, и вызвал пожар, уничтоживший все эти земли.
– Он убил своего брата, – буркнул я из-под одеяла.
– Что-что?
– У его родителей – не у богини, а у смертных отца и матери – наконец-то появились дети. Случился пожар, и по вине Эвгенидеса его брат случайно погиб в огне. Тогда-то Гамиатес его спас, а Гефестия вручила Гамиатесу в награду свой дар, потому что любила своего брата.
– Теперь мы знаем всё, – уныло буркнул из-под одеяла Амбиадес, и мы легли спать, не сказав больше ни единого слова.
* * *
Той ночью я видел странные сны. Комната с мраморными стенами, женщина в белом… Проснулся, когда луна опускалась за кроны оливковых деревьев. Уснуть никак не удавалось, и я сел. На страже стоял Поль. Если бы на его месте был волшебник, он бы велел мне лечь обратно, а Софос захотел бы поболтать. Но Поль лишь посмотрел на меня поверх углей костра и не сказал ни слова. Я встал, прошелся взад-вперед, сделал несколько упражнений, разминая мышцы спины. После взбучки остались несколько болезненных синяков, но сильнее всего меня беспокоила боль в руках. Я вполголоса выругал Амбиадеса, подошел к костру и присел рядом с Полем.
– Те ягоды, что ты мне дал…
– Грушанка?
– У тебя есть еще?
Он достал из мешка аптечку. Внутри лежал кожаный футляр с ягодами. Он отсыпал горсточку в ладонь и дал мне.
– По две за раз, не больше, – предупредил он.
– Благословенны будь твои дела, – машинально поблагодарил я, сунул ягоды в рот и снова лег. Разминал руки, пока не уснул.
* * *
Наутро волшебник взял судьбу в свои руки и опять оставил меня наедине с Амбиадесом и Софосом. Ему показалось, что ночью за деревьями мерцал отблеск костра, и он хотел убедиться, что никто не увидит, как мы пойдем по пустоши. Поэтому они с Полем отправились на разведку. Перед уходом
