на незнакомом языке, а на другом конце арены, где воин только что победил врага, раздавались стоны боли. Закрыв глаза, можно было представить, как многочисленные галереи и лестницы лепестками розы простирались друг над другом, беспощадные ко всему человеческому.
– Эта арена просто потрясающа, – заметил Шишупал своему оруженосцу Майасуру, полукровке, приехавшему в город в поисках удачи. Не так уж много лесных жителей обезумели настолько, чтоб направиться в город. И еще меньше среди них было ракшасов. И именно Шишупалу так не повезло, что к нему был приставлен единственный в Раджгрихе, так что он строго-настрого приказал Майасуру никогда не улыбаться и не снимать капюшон на публике, потому что его острые клыки и толстая шкура на могучем лице могли напугать даже самого либерального из горожан. Но несмотря на свой огромный вес, считавшийся большим даже для ракшаса, Майасур был человеком свитков.
– Ты выглядишь так, будто хочешь что-то сказать. Выкладывай.
– Я не хотел прерывать вас, мой господин… – Майасур взволнованно выдохнул. – Но это не арена. Технически арена находится внутри амфитеатра. Хотя в настоящее время проводится Соревнование, амфитеатр можно легко использовать для постановки представлений. Перекрывающиеся ярусы, которые заметны отсюда, спроектированы таким образом, чтобы освободить помещение за считаные минуты, не вызывая давки. – Майасур подошел к балюстраде, ограждавшей передний ярус, и указал вниз.
Мой же оруженосец еще мне что-то указывает! Шишупал покачал головой, но все же подошел. Песок заполнял пол центральной арены, но в то же время отличался от того, на чем лежал.
– На самом деле пол арены сделан из дерева, но покрыт песком, чтобы казалось, что он земляной, и заодно… облегчить боль при падении. – Он махнул рукой, заставляя Шишупала перевести взгляд к внешнему краю арены, в которую плавно входил амфитеатр. – Это лабиринт комнат и коридоров, который охватывает пространство под ареной и где участники готовятся к соревнованиям, которые проходят наверху. А справа отдельная секция… – он наклонился ближе к Шишупалу, – в которую император, по слухам, планирует посадить в клетки зверей самого ужасного вида.
На ум Шишупалу пришла низкорослая фигура Сураджмукхи.
– Я в этом сильно сомневаюсь, – пробормотал он. Но в то же время он должен был признать, что арена, с ее множеством спускающихся ярусов скамеек, выкрашенных в разные цвета для разных каст, была воистину великолепна. Это было настоящее свидетельство изобретательности и мастерства. Последний раз Джарасандх строил нечто столь же великолепное, когда возводил Три Сестры Матхуры.
Шишупал вздохнул при этом воспоминании и вернулся на свое место. Независимо от того, что происходило в настоящем, прошлое всегда казалось более простым. Джарасандх сидел в королевской ложе, и на его лице боролись безразличие и уныние. По крайней мере, он готов поступить именно так. Шишупал напомнил себе, что он должен вести светскую беседу. Теперь, когда он должен был отправиться в Панчал с императором, ему стоило бы освежить свои разговорные навыки. Тем более что он на собственном горьком опыте убедился, что успех в жизни неразрывно связан со способностью вести вежливые, бессмысленные разговоры с кем бы то ни было.
– Ваша светлость, это воистину чудо! Это прекрасное творение, достойное Богов.
– Воистину! – поддержал его Майасур. – Я слышал, Нар Ад Муни собирается включить его в свои Чудеса… – Шишупал отвесил ему пощечину. – Ой! Прошу прощения, мой господин.
– Твой провинившийся оруженосец недалек от истины, Шишупал. – Джарасандх едва заметно улыбнулся. – Нар Ад планирует посетить нас. Совершенно верно. Цивилизация без сводчатой архитектуры сродни человеку без души. Она будет забыта и похоронена временем. Однажды империя Магадх рассыплется в прах, и от нее не останется ничего, кроме этого колоссального сооружения, этого Вирангавата. Я хочу, чтобы Магадх запомнился этим. Или, по крайней мере, я так хотел, когда более десяти лет назад начал это строительство.
Шишупал с грустью вспомнил, как давно, когда сам Шишупал был ребенком, император вел себя как хохочущий паяц. Он пил, пока его печень не начинала бунтовать, и танцевал, пока у него не подкашивались ноги. В отличие от отца Шишупала, Джарасандх вел свою армию, сражаясь с многочисленными, но более слабыми врагами, разражаясь раскатистым смехом и принимая удары оружия на свой щит, – и от этого звука в сердца вселялся больший ужас, чем могла принести его булава. Но этот смех уже был записан в свитки истории.
Еще одно древнее воспоминание всплыло в сознании Шишупала, словно оно было связано серебряной нитью со счастливыми воспоминаниями о Джарасандхе. Две царевны Магадха никогда не относились к царевичу Чеди по-доброму, считая его лишь пленником, обладающим небольшими привилегиями. И все же Шишупал не мог забыть ледяную руку, сжавшую его сердце, когда он увидел, как они после переворота, учиненного узурпатором, возвращаются из Матхуры, лишенные всех своих нарядов, с обритыми наголо головами. Облаченные в белые цвета вдов, они казались призраками прежних высокомерных девиц. Именно тогда императора покинул смех, сменившись чем-то в равной степени печальным и зловещим.
Приветственные крики толпы вывели Шишупала из размышлений. Среди благородных господ, расположившихся на одном ярусе с ним, он узнал господина Хираньявармана, вечно мрачного, с тех пор как случилось то страшное оскорбление, когда его дочь вышла замуж за царевича Панчала, который вел себя скорее как царевна. Рядом сидел господин Вишарада из Каунти. Шишупала развеселило его появление здесь, но он совершенно не был ему удивлен. Пусть цепи и невидимы, но он по-прежнему скован ими. Когда началась война, Каунти стал на сторону Матхуры. Но после сокрушительного поражения две зимы назад Вишарада начал поставлять больше всего солдат для империи. Таков путь войны.
Сахам Дев по прозвищу Юный Волчонок, надменный, недостойный и слабоумный сын императора и его наследник, сидел в стороне, его заляпанный грязью меч был прислонен к спинке стула. Царевич заметил пристальный взгляд Шишупала и коротко кивнул ему. Ни для кого не было секретом, что Джарасандх ненавидел своего сына столь же сильно, как любил дочерей. Сахам не был Львом, это было ясно видно по его вялому взгляду, его припадкам и его сгорбленным плечам. Джарасандх не мог поверить, что наследник был зачат от его семени – иначе разве он бы выбрал Шишупала, который уже был женат, который был сыном вассала, для борьбы за руку Драупади, когда его собственный сын был свободен и ему было всего лишь девятнадцать? Шишупал мог бы даже испытывать симпатию к наследнику, если бы тот не сделал все, что в его силах, чтобы заслужить презрение своего отца. Слабость – это одно,
