на лишенный века, водянистый глаз существа. Диаметр почти пять пальцев, жирная прозрачная мякоть, внутри которой играли радужные блики, убегая в черный как смоль зрачок. Многие капитаны считали глаз кита лакомством и ели сырым, шумно высасывая маслянистую жижу. Найла же использовала его как средство от бородавок и основу для смягчающих компрессов. Кожа вокруг глаза загрубела; хорошо еще, что после яростного удара волны он остался цел.
Найла наклонилась совсем близко, вгляделась в огромный зрачок…
И тут же отшатнулась. Сглотнула.
В его глубине что-то шевелилось – она могла в этом поклясться!
Задыхаясь от страха, девушка вытащила нож, но чья-то рука сжала ее запястье:
– Нет! Кит еще жив!
Найла повернулась и в упор уставилась на жестяного человека. Слепой, слепой, а как ему удается постоянно оказываться в нужном месте в нужное время?
– Что ты тут делаешь, предсказатель наш?
– Это я должен у тебя спросить. В твоем-то положении нужно быть осмотрительнее, капитан, и не охотиться самой на дюнах.
– Поучить меня решил? – резко бросила Найла. Но самой себе была вынуждена признаться: Азур появился очень вовремя.
– Нет, просто хочу, чтобы ты кое-что увидела. – Одной рукой механокардионик крепко держал веревку от гарпуна, воткнутого в четырех пальцах от сердца кита. – То, о чем я не успел рассказать раньше…
Найла сунула нож в ножны и скрестила руки на груди.
– Знаешь, что увидело животное, прежде чем его снесла волна? Можно сказать, всю свою жизнь. Даже то, что случилось десять лет назад и раньше. Говорят, за секунду до смерти вся жизнь проносится перед глазами и воспоминания всплывают на поверхность памяти. Как дохлые рыбины брюхом кверху.
Подойдя к крыльцу и задрав голову, Элиа щурясь смотрит на раскаленную сковородку неба.
Их корабль из железа и картона привязан веревкой к большому камню, который служит и якорем, и битенгом. Вчера они играли с суденышком весь день, и теперь оно выглядит потрепанным и покосившимся, будто пережило жуткую грозу. Элиа самый маленький из всех ребят, поэтому и удостоился чести забраться на корабль, пока мальчишки покоренастее толкали тот изо всех сил, выполняя роль двигателей. Найла, изображая капитана, придумывала невероятные истории о том, как их корабль чудом спасался от преследователей или кораблекрушений, и вопила во всю мочь. Эта девчонка ни за что не дала ему покомандовать. Просто отвесила подзатыльник, и все. И хотя Элиа в долгу не остался, ему пришлось смириться.
Мальчик встает на ноги и пытается выпрямить покосившуюся дымовую трубу.
Какой-то странный запах. Элиа принюхивается.
Между колес валяется трупик песчаного воробья – горстка косточек и перьев. Элиа наклоняется, берет его двумя пальцами за крыло и бросает далеко-далеко. Будто бы ждет, что птица снова взлетит.
Потом пытается идти, но его покачивает. Да, ходит он пока куда медленнее, чем ползает. Поэтому мальчик снова встает на четвереньки и ползет подальше от корабля и груды раскаленных обломков, служащих ему домом. Здесь, на единственном платочке тени на полторы тысячи морских миль вокруг, на пути миграции больших стай китов, которые плывут на север во время брачного сезона, Элиа живет со своей семьей – старшей сестрой Найлой и двумя младшими братьями.
Мальчишка добирается до вершины дюны, бьет по ней кулачками и выпрямляется на тощих ногах. Беззащитная кроха в выгоревших на солнце лохмотьях.
Ему снова кажется чудом то, что он может ходить. Нужно учиться как можно быстрее, стараться изо всех сил. Сегодня утром Найла проснулась затемно и ушла собирать ржавоедов с другими ребятами из деревни. Именно сестра учила его ходить, а еще она обещала, когда вернется, придумать новую игру. И новые приключения для Смелой. Они будут играть вместе, вдвоем!
На горизонте растет песчаная волна. Элиа смотрит на нее широко раскрытыми глазами.
– Мама! – зовет он.
Тревожная тишина. Песок завивается вокруг ног.
– Найла-а-а?
Волна все выше и ближе, ползет по верхушкам дюн, будто сотканная из ветра и дыма. А внизу отсвечивает чем-то странным, металлическим.
– Найла-а! Найла-а-а-а!
Что-то попадает Элиа в глаза. Он трет их, текут слезы.
Отступает назад, чтобы не упасть.
Волосы развеваются на ветру. Песок набрасывается на него. Заставляет кашлять.
Мальчик снова кричит, но в ответ испуганная пустыня лишь покрывается янтарем. Волна уже поглотила половину неба – такую громадину он не видел никогда в жизни.
Элиа поворачивается и взглядом ищет картонное суденышко у подножия дюны. На нем, с Найлой у руля, ему бы не было страшно. Вдвоем они смогли бы убежать…
Волна идет быстро – быстрее, чем корабль на полном ходу.
Гора ярости, твердая как камень.
Мрак!
– Найл…
Найла сбросила пальцы Азура, вцепившиеся ей в запястье, и, не помня себя от гнева, воткнула нож в паршивое мясо. Тот ребенок. Она бы узнала его из миллиона. Элиа. Ее любимый малыш-рулевой. Погребенный заживо. Вместе с деревней. На какой-то миг Найлу захлестнуло чувство вины. Ее не было тогда рядом, она собирала проклятых ржавоедов. А маленький перепуганный Элиа звал сестру изо всех сил.
Неужели кит, которого они только что убили, тридцать лет назад выжил в волне и сохранил те воспоминания? Да еще и сознательно, из тысячи других, выбрал именно их, чтобы показать ей перед смертью?
Как ни копайся в прошлом, изменить уже ничего нельзя. Сейчас надо поискать погибших членов команды. И подумать о будущем – о ребенке, которого она уже восемь месяцев носит в утробе. Уверенными движениями Найла принялась вырезать глаз по кругу и забрызгала все предплечье темной кровью. Потом остановилась и подняла голову:
– Ты знал, да?
– Знал, о чем?
– О моей семье… Почему ты хотел, чтобы я увидела именно это?
Азур отпустил веревку и попытался вырвать нож у нее из рук.
Оттолкнув его, Найла вернулась к работе.
Наконец глаз шлепнулся ей в руку. Он весил как сырое яйцо ромбокрыла, но, вырванный из глазницы, превратился в полупрозрачную однородную жижу. Стал похож на мертвого моллюска.
– Больше ничего нет. – Найла попыталась сдержать слезы. – Ничего – ни Элиа, ни других воспоминаний… – Девушка опустила глаза и протянула глаз механокардионику. – Хочешь?
Она знала, что Азур чувствует, как пусто у нее на душе. Обнять бы его. Но в этом нет никакого смысла.
Механокардионик покачал головой и пошел прочь.
– И ты оставишь меня одну?
– У тебя свои призраки. Я буду лишним.
Найла выронила жижу, которая раньше была глазом и памятью горбатого кита.
– И я должна бороться с ними в одиночку, да?
Азур ничего не ответил.
Часть первая
Мехаратт
1
Это девочка!
Невыносимая боль. Пронзает до костей. Найла отняла пальцы от груди, расправила тунику и засунула кулаки в подмышки. Бугорок все там же, на три пальца ниже левого соска. Теперь немного ближе к центру, чем раньше.
Девушка окинула взглядом пустыню. Почему даже Болезнь протекает у нее не так, как у всех? Почему металл растет внутри, а не покрывает кожу сантиметр за сантиметром, как у остальных?
Найла успела хорошо изучить этот
