у него. Волков уставился на соседа.
– Еще… К сожалению, был ранен барон.
– Адольф Фридрих Баль, барон фон Дениц, был ранен в той атаке? – уточнил Волков.
– Да, – ответил Гренер. – Он заколол одного горца и сломал копье, отъехал и… поднял забрало.
– И ему в лицо попал арбалетный болт, – закончил за Гренера кавалер.
– Да, – подтвердил старый кавалерист.
– Куда?
– Говорят, под левый глаз.
Волков выпил вина.
– Что говорит брат Ипполит?
Это был праздный вопрос. Что мог сказать в такой ситуации самый искусный целитель? То же самое, что и сам Волков. Но Гренер удивил его:
– Ваш лекарь не осматривал барона.
Кавалер уставился на него, и взгляд его был немым вопросом.
– Господин барон и кавалер Рёдль тут же покинули поле боя и поехали на север. Наверное, домой.
– Болт вошел глубоко? – спросил Волков.
– Я не видел, но говорят, что почти до оперения.
«Конечно, до оперения, наверное, наконечник вышел и уперся в заднюю стенку шлема. Возможно, у барона есть шанс». Не хватало еще, чтобы барон погиб здесь. Волков недавно убил и повесил на своем заборе одного придворного графа, местной знати это не понравилось. И ему совсем не хотелось, чтобы любимец всего графства, один из лучших турнирных рыцарей, погиб под его знаменем.
– Вы послали человека справиться о здравии барона? – спросил Волков.
Старый кавалерист стоял растерянно и все еще прижимал к кирасе старую шляпу. Стоял и молчал.
«Господи, какой болван». Кавалер вздохнул.
– Немедленно пошлите человека к барону в замок.
– Я немедленно пошлю человека в замок к барону. – Иоахим Гренер поклонился и хотел уйти.
– Сосед, – окликнул его Волков.
– Да, кавалер. – Тот остановился.
– Передайте Максимилиану, что я велел выдать вам коня из моих конюшен вместо погибшего.
– О, сосед, друг мой… – Гренер уже сделал к нему шаг, протянул руки. Кажется, обниматься хотел.
– Ступайте, ступайте! – Волков поморщился.
То ли от вина, то ли от хорошей еды, но после обеда он стал чувствовать себя получше. Брат Ипполит как раз пришел к концу обеда, щупал его лоб, держал руку, спрашивал, спрашивал, спрашивал о самочувствии что-то. Волков с ним говорил и был ему рад, как бывают рады близкому, молодому и умному родственнику.
Монах долго щупал обрубок уха, не горячий ли, и шею посмотрел, но там уже на месте ранения красовался хороший синий рубец. Потом брат Ипполит прикоснулся к небритой щеке кавалера.
– Хорошо. Хорошо, что румянец есть, а жара нет. Вы, как поели, тошноты не чувствовали, позывов к рвоте не было?
Волков поглядел на него из-под бровей и строго с недоумением переспросил:
– Тошноты?
– Лекарство слишком крепкое пили долго, может нутро воротить и слабить чрево и стул, – пояснил юный врачеватель. – Так не воротит вас от еды?
Кавалер продолжал молча смотреть на молодого человека. «Монашек уже не тот, что прибежал за мной в замок госпожи Анны».
Брат Ипполит возмужал. Ему и бриться уже можно. Лицо обветренное, руки зачерствелые, как у мужика, и сильные. Одежда монаха уже совсем стара, из рукавов нитки торчат. Капюшон, кем-то наполовину оторванный, пришит криво и простыми грубыми стежками; шерстяные носки, которые он надел под сандалии, мокры совсем; деревянный крест на бечевке; сам подпоясан веревкой. Монашеская одежда спереди и все рукава в темных потеках – врачевал раненых.
Волков на вопрос его не отвечал, сам спрашивал:
– Нуждаешься ли ты в деньгах?
– Я? В деньгах? – Кажется, брат Ипполит был удивлен. – Так вы мне на книгу давали, у меня сдача еще с тех пор лежит. В деньгах я не нуждаюсь. Господь от корысти миловал.
– Совсем тебе деньги не нужны? – удивляется Волков, понимая, как ему повезло встретить такого человека.
– Господин, живу я лучше, чем в монастыре братия живет: сплю на перинах и в тепле – братья спят в кельях на досках и тюфяках, даже зимой кельи не топятся, разве что лампадой согреваются, да и то если ключник масла даст; ем еду всякую, которой братья лишь по праздникам балуются; занимаюсь делом любимым; ни аббата, ни приора надо мной нет – чего же мне еще желать, чего Бога гневить глупыми желаниями?
Волков встал, взъерошил волосы молодого человека.
– Все равно возьмешь денег, купишь себе хорошую одежду. Брата Семиона видел?
– О! – произнес юный монах, кажется, с восхищением.
– Ну, не такую, может, как у него, но хорошую одежду купи. Купишь крест себе серебряный или хотя бы медный. И чтобы одежду новую берег, кровищей и гноем не поганил: при мне должен состоять человек умный, статный и опрятный.
Волков пошел к офицерам, что все еще ждали его.
– Господин! – Монах пошел рядом. – Серебряный крест – это хорошо, но, может, дадите лучше мне денег на книгу? Очень нужная книга. Та, что у меня есть, не так хороша, требуется мне атлас по всем костям человеческим, я такую у великого костоправа Отто Лейбуса видел. Помните костоправа из Ланна?
– Помню-помню. Хорошо, деньги на книгу получишь, но одежду все равно купи, – закончил кавалер, подходя к офицерам.
Он стал пожимать им руки, всем до единого, начинал с Брюнхвальда и не пренебрег молодыми людьми из его выезда и рыцарями, и говорил при этом:
– Господа, все мы – участники славного дела, первый раз били их на реке, так злые языки, я слышал, говорили, будто бой вышел нечестный, что исподтишка да на переправе врага побили. А теперь всем говорунам и сказать нечего будет, отцы и деды смотрят на нас без укоризны. Посему прикажу к завтрашнему дню готовить пир.
Еще не закончил он руки пожимать всем людям своим, как началось то, что всегда следует за победами.
– Кавалер, – капитан фон Финк говорил приглушенно, – дозволите ли мне побеседовать с вами наедине?
Волков вздохнул, он уже знал, о чем пойдет речь.
– Что ж, прошу вас.
– Кавалер, для меня честь быть на вашем пиру, но мне пора уже и домой идти.
– Очень жаль, капитан, очень жаль, – отвечал Волков.
– Но прежде чем уйти, я хотел бы получить часть добычи, что причитается мне и моим людям.
– Помилуйте, друг мой! – Кавалер сделал вид, что удивляется. – Так разве же я не выплатил вам денег вперед?
– Да, выплатили, выплатили, – соглашался капитан, – но по уложению кондотьеров, по которому до сих пор живут все люди воинского ремесла, все равно нам причитается часть добычи, взятая железом, а не переговорами.
Волков поморщился, он и сам наизусть знал воинские правила, просто не думал, что капитан станет мелочиться.
– И что же вы хотите делить? В лагере горцев мы много
