запас. И в углу всё и высыпал. Заодно обратил внимание, что пол перед жерлом накрыт тонким плоским листом железа — а предусмотрительно. Но полностью разрушает, если б он не уверился ещё до этого, всю легенду о том, что отшельница-колдунья живёт здесь совершенно одна уже тридцать лет: гвозди, которыми был прибит к полу трёхфутовый в длину и ширину кусок металла, всё ещё блестели шляпками: новые!
— Ну, раз уж ты помог мне с дровами, Конан-киммериец, прошу тебя ещё об одном одолжении: сходи, будь любезен, к ручью, он там, — сухонькая коряга-рука махнула в ту сторону, куда Конан и шёл, — в сотне шагов. И набери воды в мою бадью. А то мне совсем тяжело носить её, когда она полна.
Конан не видел причины отказывать. Тем более, может, старуха расскажет что-нибудь интересное о том месте, в которое он направлялся. В заколдованный замок короля Вассы Второго. Где, по слухам и согласно карте, которую ему продали вполне «надёжные» источники, имелись в подвалах «заколдованные» сокровища. Которые из-за заклятья до сих пор никому так и не дались. Иначе слухи и об этом разошлись бы по всей Ойкумене! Уж что-что, а сплетни о чужих удачах всегда широко…
Вот именно.
Тихо журчавший по песчаному руслу ручей с кристально чистой водой оказался действительно шагах в ста от избушки. Только вот это были шаги Конана — широкие и упругие. А чтоб дойти сюда такой согбенной годами старушке, каковой представилась Ясмина, нужно было бы сделать их добрых двести с лишним… Так кто же таскает воду женщине? Какая-нибудь ученица? Которая сейчас или в отъезде… Или спряталась. От греха подальше.
Ну правильно: увидев Конана, каждая нормальная девушка подумает, (И не без оснований!) что у него только одно на уме!
Так что обратно полнёхонькую, не меньше, чем двадцатилитровую, бадью Конан тащил, точно так же внимательно оглядываясь по сторонам, и прислушиваясь. Но всё было тихо.
В избушке в очаге уже вовсю пылал огонь — котелок теперь громко бурлил, и пахло весьма аппетитно. Конан почему-то подумал, что как бы, пока он ходил, старуха не добавила в варево чего-то… Нехорошего.
— А-а, уже вернулся? — в тоне стоявшей возле котелка и что-то в нём мешавшей большой поварёшкой ведьмы имелось и добродушие, и ирония, — Спасибо за полную бадью — никогда бы я столько не донесла. Кхе-кхе. Ну присядь пока, отдохни с дороги Конан-киммериец. Обед будет готов через полчаса. А пока давай побеседуем. Давненько я ни с кем не говорила о том, что происходит в мире!
— С удовольствием рассею твоё любопытство, уважаемая отшельница Ясмина. Но… Мне бы водицы с дороги испить. — понимая, что понять, что посудина полна, старуха могла и не глядя, по его тяжёлым шагам, и пока поймать её на вранье не удаётся, равно как и то, что из котелка лучше не есть, Конан решил сделать вид, что ценит гостеприимство: только в доме врага нельзя есть и пить!
— Отчего же, испей — ведь сам её и принёс! О-хо-хо! — старуха сняла со стены подвешенный за дырку в ручке ковшик, и протянула варвару. Конан, подойдя к женщине, взял ковшик. Никаких подозрений он у него при осмотре не вызвал. Поэтому Конан смело зачерпнул студёной воды из принесённой бадьи, и отхлебнул большой глоток. Но что-то в позе, и тоне старухи всё же его насторожило — не иначе, как она чего-то ждёт. Поэтому варвар пить перестал, но звуки, словно он глотает, продолжал симулировать, как и глотательные движения горлом.
Но всё равно это не слишком помогло: потолок над головой вдруг словно закружился, ноги стали ватными, и к его лицу метнулся пол из почерневших от времени досок!..
Очнулся Конан в полной темноте.
Руки оказались крепко связаны за спиной. Связаны оказались и ноги. Но он не спешил показывать, что пришёл в себя: мало ли каких сюрпризов ещё приготовила для него чёртова ведьма! Проклятье! И как это он настолько утратил обычную бдительность! Хотя… Расчёт был точен: раз он сам и принёс воду, то, стало быть, был уверен в том, что она-то не навредит! Значит, что-то имелось в ковшике. На стенках. Снотворное? Или — яд?
Спустя минуту глаза киммерийца привыкли к темноте. И она, конечно, оказалась не кромешной: сверху, явно в щели между досок пола, просачивался слабый и неверный свет. Но вот пол заскрипел: кто-то явно двигается над его головой! Конан поспешил замереть, и закрыть глаза.
И вовремя!
Откинулся тяжёлый люк в полу, и кто-то — Конан не стал рисковать, и пытаться рассмотреть посетителя! — уставился на него. Затем, очевидно удовлетворённый увиденным, этот кто-то люк опустил. Конан услышал тихий голос. Мужской. Но говорил странный собеседник Ясмины почему-то на стигийском:
— Ещё спит. Даже не пошевелился. Сильное, видать, зелье, Фая.
— Да уж. Не так часто ко мне заходят путники, чтоб я могла рисковать упустить их. Поэтому плёнка из высохшего настоя тонкая, прозрачная, и… Очень мощная! Свалит за пару секунд и медведя! А он хлебал — будь здоров!
Так что спать точно будет — до заката!
Оглядевшись теперь, варвар понял, что он — в подвале, и весьма обширном, и что все припасы, и много чего ещё, принадлежащее ведьме, находится здесь. Разложено на полках этажерок и стеллажей, высотой во весь подвал. И сделано всё это из таких же досок и брёвен, что и полы и стены избы.
Осознавая, что времени у него не так много, Конан поспешил переместиться к ближайшей полке-этажерке, на которой были разложены какие-то мешки, вероятнее всего — крупы, и принялся тереть о шершавую стойку верёвки, которыми были связаны за спиной его руки. Он не боялся, что в ближайшие полчаса на него снова захотят взглянуть: незачем!
Конечно, кисти он расцарапал, но цели добился: не прошло и десяти минут, как руки оказались свободны! Освободить ноги было делом минуты. Но что ему делать дальше? Ведь и верный меч, и оба метательных кинжала вместе с поясом с него сняли!
Варвар полез в сапог. Ф-фу-у… Хвала Крому, о спрятанном в голенище кинжале никто из его пленителей не догадался!
Но как же ему попасть наверх? Ведь он явственно слышал звук запираемой задвижки — да и люк мощный, из трёхдюймовых досок, наверняка — дубовых.
А посмотрит-ка он на погреб повнимательней…
Погреб оказался не обшит досками. Стены — просто глина!
Лень, или глупость тех, кто его выкопал, оказались варвару очень даже кстати.
Выбрав место у основания нижнего бревна избы, у дальнего угла,
