это? Она призрак? Или это игра воображения? Не понять. И как вырваться отсюда? Тени пляшут, точно ветер колеблет пламя свечей. И шёпот. Слов не разобрать, но голоса заполняют собой пространство. И нечем заткнуть уши.
И лица, сотни лиц глазеют со стен, выплывают из зеркал, жаждут что-то сообщить. Блондины, брюнеты, шатены, рыжие… Они мелькают перед Глебом непрерывной чередой. Тянутся жадные руки, стараясь утащить за собой. Люди, зашедшие в дом и пропавшие навсегда.
Знакомое лицо. Где-то Глеб видел этого парня со светло-зёлеными глазами и широким прямым носом. Волосы возле висков сбриты, родинка над правой бровью. Точно! Это же он сам! Глеб жадно всмотрелся в отражение: столько лиц, что чуть не забыл собственный облик. Нескольких часов блуждания по лабиринту хватило. Вроде всё в порядке: рубашка в клетку с закатанными рукавами, джинсы заляпаны грязью. Вздох облегчения – это он, а не его двойник. Глеб уже обрадовался, но вдруг зеркало пошло рябью и очертания начали расплываться. Он вновь бросился наутёк.
Глеб пришёл в себя возле мутного стекла, покрытого амальгамой. Бронзовую раму в налёте патины венчали два золотых ангелочка с трубами в руках. Сама поверхность покрылась сетью морщин – нижний зеркальный слой разрушался. Глеб подошёл вплотную и повторился тысячи раз в бескрайнем коридоре. Послышалась музыка: ангелы поднесли рожки к губам, зеркало озарилось, и Глеба засосало внутрь, точно в гигантский омут.
Он очутился в том же помещении, только зеркало было всего лишь одно – то самое. Совсем новое, с розами внизу рамы. Напротив висел портрет молодой женщины: слегка пухленькой, с тёмными волосами и ярко-карими глазами. Не красавица, но милая. Глеб прочел её имя, выведенное на изображении: Лика Нова. Юноша огляделся: мраморные стены, цветы и много света, льющегося из окон. Ничто не напоминало лабиринт.
Кто же эта Лика? Наверное, хозяйка поместья. Или один из обликов Дели. Не разобраться. Но что-то вертится в голове: Лика Нова. Новый лик! Очередная подсказка. Только кого? Или чего? Глеб направился к двери, но она оказалась заперта. Значит, надо искать в комнате. Он возвратился к зеркалу. Поверхность запотела, и на её поверхности появились буквы: «Помоги мне».
– Что я должен сделать?! – голос срывался.
На стекле показались слова: «Смотри». И перед Глебом возникло видение.
Девушка с портрета стояла перед зеркалом, поджав губы: она была недовольна своим отражением. Ей казалось, что с таким лицом счастье в жизни не светит.
– Ну почему? Почему одним всё, а другим ничего? – вопрошала она. – Вот бы губы чуть пополнее, волосы посветлее, а ресницы гуще, – ворчала Лика. – Как у сестры. Почему я такая невезучая? Пусть бы сестрица родилась уродиной, а не я.
Затем Глеб увидел Лику с парнем. Они о чём-то спорили, девушка хватала парня за руки. Тот вырвался и пошёл к двери, бросив на ходу:
– Да кому ты нужна! Ты себя в зеркале видела?
Лика опустилась на колени и зарыдала.
Следующая картина была мрачнее. Лика, вся в чёрном, чертила пентаграмму. Вскоре весь пол покрывали непонятные надписи и значки. Стены были сплошь увешаны зеркалами. В них бродили тени. Иногда они приникали к поверхности и заглядывали в комнату.
– Прошу, подари мне вечную молодость и красоту, – взывала она.
Из нарисованного многоугольника повалил дым, свет замерцал. Тени стали вырываться из зеркал. Одна из них проникла в Лику.
Изображения исчезли, а затем Глеб заметил в отражении позади себя призрак – Лику Нову.
– Спаси меня, – попросила девушка. – Я не этого хотела. Не думала, что получится вот так. А потом стало поздно – я потеряла власть над собой.
– Что мне надо сделать? – спросил Глеб.
Но ответа не последовало – привидение исчезло, а самого поэта вышвырнуло обратно.
Шёпот стал сильнее, зеркала шевелились – они напомнили Глебу лепестки хищного растения, которое питалось насекомыми. Казалось, ещё немного, и Глеба проглотят и переварят.
– Я знаю, кто ты! – заорал Глеб.
Серебряная поверхность заходила ходуном, словно кто-то старался прорваться через амальгаму.
– Молчи, – голоса нарастали.
– Знаю! – повторил Глеб.
Лица замелькали в хороводе. Они выглядели одновременно встревоженными и угрожающими.
– Заткнись! – взревел монстр.
– Тебя зовут не Дели и не Без де Лица, и даже не Без Лица, – Глеб выкрикивал изо всех сил. – Ты Лика Нова – хозяйка дома! Девушка с глазами, похожими на вишенки.
Послышался стеклянный звон – одно из зеркал лопнуло. Украденные у погибших прохожих облики рассыпались. А Глеб продолжал:
– Твой настоящий портрет спрятан в лабиринте. Ты как сдобная булочка: хорошенькая и аппетитная. А волосы украдены у ночи – такие же чёрные и шёлковые. К ним хочется прикоснуться. И губы – целовать!
Глеб не скупился на комплименты, а дом стонал на разные голоса.
– И ты очень красивая! – последнее поэт произнёс шёпотом, но этого хватило.
Сверкающие осколки взлетели в воздух, зеркала бились одно за другим. Стеклянный дождь обрушился на поэта, угрожая иссечь в решето. Глеб успел лишь укрыть голову руками. А затем всё стихло.
Он открыл глаза: надо же, обошлось. Рядом стояли Приш и Мёнгере, целые и невредимые. Только очень испуганные. И ни одной царапины ни на ком, что удивительно! А ещё висел портрет Лики. Глеб подошёл к нему и попрощался. Показалось, что девушка кивнула в ответ. Да, это та самая комната, в которой он был.
– Надо убираться, – произнёс Глеб. – И быстро.
Никто не спорил.
Они забрали вещи и выбежали на улицу, где их ждал Хухэ. Даже с кухни ничего не прихватили. А дом словно ждал этого момента. Глубоко вздохнул, по стенам побежали трещины, крыша просела, и здание рухнуло, оставляя после себя облако пыли.
– Не мешало бы табличку предупреждающую повесить, чтобы никто сюда не совался, – произнёс Глеб. – Хотя кому нужны развалины?
– Думаешь, здесь до сих пор опасно? – поинтересовался Приш.
– Уверен, – Глеб закинул рюкзак за спину и отправился прочь.
Остальные последовали за ним.
Глава 24. Харма
Приш снова споткнулся. Деревья так долго росли, что мощным корням стало тесно под землёй, и они повылезали на поверхность. У Приша корни ассоциировались с пальцами, жадно вцепившимися в дёрн. Серые от времени, узловатые и неприметные – сложно рассмотреть их, когда крутишь головой во все стороны. А быть начеку приходится, чтобы вновь не попасть в лапы чудовищу, похожему на вязанку хвороста.
Уже пахнет осенью: прелыми листьями, жухлой травой и сухими иголками. И немного влажностью. На деревьях больше жёлтого и красного, точно кто-то разбрызгал краску. И куча грибов. Боровики растут целыми семейками – от мала до велика. Только нагибайся за ними. Настоящее изобилие. Приш насобирал, чтобы зажарить на обед. Конечно, лучше бы их на сковороде, да с лучком и сметаной, как мама делала, но об этом пока можно только мечтать. Но ничего, когда он вернётся…
Приш споткнулся об это слово. Вернётся… Надежда на счастливое возвращение таяла. Они остались живы лишь благодаря счастливой случайности. Уже несколько раз были на грани, но обошлось.
