Помолчав, Циклоп сухо добавил:
— Без меня ты сдохнешь до вечера.
В голове Натана царил сумбур. Надо было отвечать, но он не знал — что. С ясностью, от которой замирало сердце, а кончики пальцев леденели, Натан понял: к прошлой жизни возврата нет. Отец, мать, мечты стать грузчиком… Вот по комнате ходит Циклоп, сын Черной Вдовы. Расскажи ему о жестокости, парень. Расскажи о хрупкости счастья. Может быть, он кивнет.
— Каков уговор?
Сказал — и не узнал собственного голоса.
— Я тебя защищаю, — разъяснил Циклоп. — Кормлю и пою. И делаю с тобой все, что захочу. Ты мне подчиняешься. Целиком и полностью.
— Это как?
— Велю прыгнуть с обрыва — прыгаешь.
— У меня есть одно условие.
— Какое?
— Сообщите моей матери, что я жив. Но домой не вернусь.
— Хорошо, — кивнул Циклоп.
В кресле зашевелился древний старец. Это он, вздрогнул Натан. Симон Остихарос, пленник Шаннурана; победитель демона Шебуба. Иначе кости Симона давно иссохли бы в пещере, или послужили демону обедом. Маг глядел на Циклопа так, словно впервые видел.
— Мальчишка, — кивнул Симон. От старца на миг пахнуло жаром. — Жалкий, тощий звереныш. Ну конечно же… И все эти годы ты молчал? Встречался со мной у Красотки — и молчал? Лечил меня от последствий битвы с Шебубом — и молчал? Ты зовешь Натана хитрецом. Как же мне назвать тебя? Вульм, может быть, ты подскажешь?
— Я не силен в прозвищах…
Из-за спинки кровати, ранее невидимый Натану, поднялся третий старик. До того он сидел на полу, скрестив ноги и привалясь спиной к стене. Вся фигура Вульма выражала живейший интерес. Подойдя к Циклопу, он без стеснения стал изучать лицо сына Черной Вдовы. Так читают книгу — древнюю, с полустершимися записями.
— Карта! — наконец воскликнул Вульм. — А я, дурак, ломаю голову… Симон, взгляни! Это карта окрестностей Шаннурана! Он носит ее на собственном лице…
Палец Вульма ткнулся Циклопу в переносицу:
— Ларский хребет! Горбинка — перевал Двух Яблок… отроги близ Семеша… — исследовав морщины, ведущие от крыльев носа к уголкам рта, палец тронул усы Циклопа. — Лес на склонах Седой Мамочки! И вход в лабиринты Шаннурана. Если прыгнуть тебе в рот, парень — угодишь прямиком к Вдове…
На слове «парень» Вульм сбился.
— Сколько же тебе лет? — тихо спросил он.
— Тридцать три, — ответил Циклоп. — Двадцать из них я живу здесь, в Тер-Тесете.
— А лицо? С таким лицом имеют дюжину внуков…
— Оно изменилось после этого, — Циклоп указал на свой лоб, скрытый повязкой. — Быстрей, чем хотелось бы. Но две исповеди в один день — как по мне, это слишком.
Глава пятая
Сталь начинает, огонь завершает
1.
Утреннее солнце, отдернув балдахин облаков, с интересом заглянуло в тронную залу. Пол расчертили длинные прямоугольники — золото по лаку цвета спелой вишни. И пыль танцует, искрится в косых лучах. Мириады бойких пылинок…
Красиво, оценил король Ринальдо.
Утро ему нравилось. Морозное, бодрое, оно обещало скорые перемены и побуждало к действиям. Собственно, перемены уже начались. Ринальдо по-кошачьи облизнулся в предвкушении. От дурной привычки его пытались отучить с раннего детства, но так и не преуспели. А теперь — поздно. Через месяц весь двор начнет облизываться, подражая королю.
Сегодня Ринальдо нравилось положительно все. Утро, солнце; перепелиные яйца с маслом, поданные к завтраку; трон с подлокотниками из эбенового дерева. Покрытые искусно вырезанной «чешуей», подлокотники оканчивались грозными драконьими лапами. В одно касание пальцы Ринальдо нащупали впадины меж когтей дракона и легли точно в них.
Казалось, молодой король восседал на троне всю жизнь.
Доклад советника королю тоже нравился. Но слушал он его в пол-уха. Ринальдо и так был хорошо осведомлен, что творится в Тер-Тесете и окрестностях города. Плох тот владыка, кто целиком полагается на советников. Такие долго не правят.
— …итого, в казну поступило двенадцать тысяч четыреста семьдесят семь фернов денежных средств. Имущества, конфискованного у богопротивных сивилл, изменников и их семей, поступило еще на сто семьдесят тысяч фернов, согласно предварительной оценке…
Это было даже больше, чем надеялся Ринальдо. Покойник-отец не привык считать деньги. Пиры и балы, охоты и парадные выезды, подарки фавориткам и любимчикам — от бриллиантовых диадем до земельных угодий. «Казна для короля, а не король для казны, — говаривал Фернандес Великолепный. — Если же дело обстоит иначе, казначея следует повесить!» Удивительно ли, что стены обветшали, мостовые требовали ремонта, а сточные канавы — чистки? В казармах роптали солдаты, забывшие, как выглядит жалованье. Имущество изменников пришлось как нельзя кстати. Этой пробкой удалось заткнуть наиболее вопиющие дыры — те, что не терпели отлагательств. Жалованье выплачено, и армия готова грудью встать на защиту нового короля. Стены и мостовые могут подождать. Хорошо бы раскрыть пару коварных заговоров против короны. Заговорщики должны быть богатыми и родовитыми. Другие знатные семьи отнесутся с пониманием. А как иначе, если из каждой семьи возьмут ко двору пажей и оруженосцев? — иными словами, заложников…
— Сколько потребуется времени для точной оценки имущества, поступившего в казну?
Советник запнулся.
— Не менее двух недель, ваше величество. Поступления продолжаются…
— Даю вам десять дней. Потом объявите казенные торги.
— Слушаюсь, ваше величество.
— Что насчет Ансельма Когга?
— Ансельм Когг — приспешник богопротивных сивилл, поставщик изменников в обитель. Также обвиняется в уклонении от уплаты королевских податей, — не заглядывая в свиток, советник заговорил гладко, как по писаному. — За свои преступления казнен возмущенным народом. Часть имущества преступника была, к сожалению, расхищена неустановленными горожанами. Все оставшееся имущество Ансельма Когга сейчас подвергается переписи и оценке…
— Хорошо, — кивнул Ринальдо. — Продолжай.
Мерзавец получил свое. Ринальдо знал, что именно Когг сбил сивилл с пути, надоумив глупых женщин заняться разменом на регулярной, а главное, платной основе. Делец хорошо наживался на Янтарном гроте, пока не пришла пора самому платить по счетам.
— Волнения в городе улеглись. Гвардия и гарнизон, как вы и приказывали, были приведены в полную боевую готовность. К счастью, их вмешательство не потребовалось. Изменники пали жертвами народного гнева. Усиленные отряды стражи патрулируют улицы, дабы воспрепятствовать грабежам. Пожары погашены, поджигатели пойманы. Двое публично казнены через повешенье, в назидание остальным. Еще два-три дня, и город заживет прежней жизнью…
— Прежняя жизнь меня не устраивает! — прервал советника Ринальдо. И исправился: — Нас не устраивает! Город заживет по-новому. Потерпим ли мы прежнее расточительство? Нет! В королевстве воцарится порядок, по которому истосковались наши добрые подданные!
— Народ славит ваше величество!
— Продолжай.
Настроение стремительно портилось. Король знал, к чему сейчас перейдет советник. Знание это соринкой засело в глазу Ринальдо. К сожалению, если соринку не извлечь, со временем она обратится в преизрядное бревно.
— Янтарный грот, ваше величество…
— Что с гротом?
— Возмущенные горожане пытались уничтожить его с помощью молотов и огня. Им это не удалось. Более того, многих грот превратил в чудовищ, лишив человеческого облика. Остальные в страхе бежали. По городу ползут слухи. Люди боятся, что из грота, — советник развел руками, как делал всегда, если был вынужден допустить грубое выражение, — всякая дрянь полезет. Вернулся отправленный в разведку дозор…
Ринальдо навострил уши, внешне не изменившись в лице. Сейчас ему сообщат то, чего он еще не знает. Похоже, молодой король недооценил старого советника. С одной стороны, расторопность похвальна. С другой же… Надо будет присмотреться к Себастьяну Дорну. Не рыдает ли советник по ночам, тоскуя по Фернандесу Великолепному, большому любителю кислых слив?