не должны были быть так похожи на него. Заэль старался не смотреть на мальчика, чтобы не испытывать к нему сострадания. Армалю же, похоже, нравилось то, что он видел. Безумный тип. Заэль однажды видел человека, потерявшего рассудок. У него был точно такой же взгляд.
Тот человек раньше был богатым купцом, а кончил тем, что бесцельно слонялся по рынку на забаву потешавшихся над ним детей. Говорили, что он оскорбил Зейта, бога времени. Скорее всего, он не ожидал, что бог, столь чуждый человечеству, воспримет его всерьез. А он воспринял. Пришел к нему во сне в образе старика с неправдоподобно тонкими руками и ногами и лицом белым, как кость. В том сне Зейт потягивался. Говорили, что тело его при этом издавало щелкающие звуки, а ноги росли, пока не стали длиной как кипарисы, а пальцы превратились в тончайшие иглы.
Глаза Зейта выглядели как две щелочки, из которых струился яркий свет. А лицо в процессе этих метаморфоз полностью потеряло человеческий облик. То раннее утро Зейт растянул для несчастного до размеров вечности, и когда купец проснулся, его разум был разорван в клочья. В детстве Заэль часто видел того человека. Он забивался в углы и беззвучно кричал там, кусая ногти и сдирая кожу на руках, не в силах произнести ни слова. Смотреть на него было жутко.
Безумие Армаля было иным. Это не было безумие жертвы. Это было безумие насильника. В нем не было болезненного излома, скорее оно напоминало тьму, которая заполняет любые пустоты, до которых сможет добраться. Как ребенок, открывающий для себя новую игру, он осторожно смачивал подушечку указательного пальца свежей кровью из ран оборотня. Заэль смотрел на это и изо всех сил хотел остановить безумца. Но продолжал бездействовать, крепко сжимая и разжимая спрятанные в карманах кулаки и ощущая покалывание магии в своих венах.
Бреттен зарычал:
– Твоя очередь искать дрова для костра.
– Тебе доставляет удовольствие нагружать меня? – огрызнулся Армаль. И продолжая безумно улыбаться, отправился в лес собирать дрова.
Заэль провожал его взглядом, пока тот не скрылся из виду, и взглянул на ликантропа. Судя по всему мальчик-волк был без сознания или притворялся. Он не знал, умеют ли оборотни притворяться. Да он и видел-то их всего несколько раз в жизни – еще тогда, когда они были полны энергии и ярости. Он не знал, с чем была связана такая слабость и покорность мальчишки: с тем, что его оставила Селена, или он с рождения был такой. В любом случае Заэль предпочел бы, чтобы тот огрызнулся или даже укусил его. По крайней мере, тогда маг не испытывал бы такого чувства вины.
Бреттен тем временем не спускал глаз ни с оборотня, ни с Армаля. И Заэлю показалось, что на Армаля тот смотрел как на знакомого.
– Ты знаешь его? – не удержался он.
– Мы с его отцом – друзья детства, – ответил тот.
Бреттен был неразговорчив и Заэль уточнил:
– Что с ним случилось? Почему он… такой? – прямо спрашивать, какого черта он ведет себя как безумный Заэль не решился.
Бреттен взглянул на него с выражением, которое трудно было точно определить. То ли с презрением, то ли просто с неприязнью. Магов особо не любили. В глубине души все боялись, что они могут обрушить свою магию на тех, кому они служат. И Заэлю действительно больше всего на свете хотелось сейчас сделать именно это.
– Ничего, – наконец ответил он резко, как будто даже защищаясь. – У него есть мать, которая его любит, и отец, который пытался его исправить. И старшая сестра, которая прятала мертвых животных и вычищала кровь из-под его ногтей.
– Но что-то же должно было с ним случиться. Нельзя быть таким садистом просто так, безо всякой причины, – пробормотал Заэль.
Бреттен не моргнул и даже не оглянулся на него. Заэль был уверен, что будь тут еще кто-то, кроме него, Бреттен не стал бы продолжать этот не самый приятный для него разговор.
– Есть люди, которые рождаются слепыми, – он указал на мальчика-волка. – Есть такие, которые приходят в мир без ноги или со странной особенностью. Армаль родился с сердцем, которое бьется, но ничего не чувствует. Не чувствует ничего хорошего.
Заэль хотел спросить почему так, но сдержался и улыбнулся, как будто находил игру богов забавной.
Армаль тем временем беспечно насвистывал что-то из-за деревьев. Солнце спряталось за кронами, словно дикий зверь, приготовившийся на ночлег в лесу.
– По крайней мере, теперь мы сможем вернуться. Мальчишки будет вполне достаточно.
– Это не мальчишка, а монстр, – поправил его Бреттен.
Заэль не стал спорить, хотя и считал, что называть монстром стоило скорее Армаля, чем несчастного ликантропа, на месте которого Заэль запросто мог оказаться сам, если бы был менее послушным. И если бы люди не лишили его воли прежде, чем он успел показать зубы.
Нестор
За время, которое Нестор провел в плену, он успел выучить имена своих похитителей, как будто это давало ему какое-то преимущество. У Заэля был мягкий голос, он говорил резкими обрывочными фразами. По манере общения он был кем-то вроде посредника между остальными двумя. Хотя ближе был к тому, которого звали Бреттен. Бреттен, похоже, был самым крупным из всех: голос у него был глубоким, а движения тяжелыми. Это он заковал его в цепи и заставлял резко вставать, когда Нестору было трудно самому это делать. Лучше всего Бреттен ладил с женщиной: ее звали Юпния. Был там еще один – с самыми быстрыми движениями и почти детским голосом. Его называли Армалем, иногда добавляя к этому имени странные обозначения, вроде «Маленький принц» и «Ваше высочество», что, похоже, его совсем не смущало. У Армаля был всегда непринужденный и веселый тон, но при этом именно он делал самые жестокие вещи. Нестор старался держаться от него как можно дальше, но это было нелегко. Армаль мог начать любоваться красотой цветов, а в следующее мгновение заметить, как интересно было бы разрезать Нестора и вытащить почку или печень, чтобы посмотреть, как поведет себя тело ликантропа: будет ли пытаться восстановиться или сразу умрет. Он мог поднести факел к его лицу и держать так, пока кто-нибудь из его спутников не почувствует запах паленой кожи и не остановит его. А когда он говорил, что надо бы разорвать Нестора на куски, то он делал это не так, как остальные, а с каким-то особым смакованием, как будто ему нравилось фантазировать перед ним о его смерти.
Нестор шел из последних сил. Его лишили дома, лишили его цели. Ему
