Под влиянием эмоций. Равно как и многие другие поступки импульсивной по природе «манкой вещички».
Спровоцировало её на спонтанное бегство то, что она завладела компроматом на Лонского. О добыче порочащих сведений она заранее условилась со своим любовником Коданским. Оплошность же заключалась в том, что в настоящее время Коданский находился с визитом в Китае. И до его возвращения Диане надо было «как-то перебиться». Оттого она и ухватилась за «соломинку» в виде предложения Рокотова.
Лонская осторожно взглянула на Юрия: тот мерно сопел носом. Она протянула руку к тумбочке и взяла с неё свою дамскую сумочку. Оттуда Диана извлекла гигиенический тампон, в котором прятала миниатюрное электронное устройство в виде мушки-дрозофилы – технический носитель компромата. В мушку был вмонтирован микропроцессор с записывающей камерой, настроенный на автоматическое включение и видеопоиск при звучании голоса Льва Лонского. Девушка особым образом поместила мушку в тампон, который затем ввела в полость, расположенную между крайним влагалищем и анальным отверстием. Древнекитайские мудрецы пафосно окрестили бы эту полость «розовеющим ущельем». Более прагматичная и знающая себе цену студентка данное «пикантное вместилище» про себя называла «Сезам-2». И Сезам-2 принял и укрыл то, за что Лев Максимович Лонской без колебаний раскошелился бы очень и очень щедро.
2
Восстановив тонус в квартире Асеевых, Рокотов и Лонская после «семейного совета» отправились в резиденцию Рокецкого. Диану охрана пропустила только до приёмной магната. Непосредственно «к высочайшему телу» допустили одного Рокотова. Да и то не сразу. «Вадим Юрьевич занят», – играя глазками, шепнул журналисту «бывшая фаворитка» босса секретарь Зиновий Пунькин, которого в финансовой компании звали «секритутка Зинка».
Магнат всероссийского значения Рокецкий Вадим Юрьевич не спешил принять творческого лидера своего медиа-холдинга. Он крутился в кабинете перед трельяжем, замазывая тональным кремом прыщик на кончике носа. Трельяж был изготовлен по индивидуальному заказу и подогнан под рост и вес Рокецкого, равнявшихся, соответственно, ста пятидесяти трём сантиметрам и ста одному килограмму.
Покончив с прыщиком, магнат чуть подбриолинил волосы и расчёской аккуратно подправил проборчик. Наводя заключительные штрихи в причёске, он поправил кокетливый чубчик и освежился дорогими французскими духами. Священнодействуя над собой, Вадим Юрьевич напевал музыкальную фразу из английского шлягера: «Возьми меня скорее, милый!», и предвкушал, как это с ним проделает грядущим вечером активный (ну очень активный!) телохранитель Сёма Бакулин.
В свете сказанного становится более или менее ясным, почему в
высшем свете одни звали Рокецкого Полуметросексуалом, а вторые – Сладеньким Мерзавчиком. Лонской же относительно Вадима Юрьевича кратко замечал: «Личность, педерастическая во всех отношениях».
Почти завершив макияж, Полуметросексуал заметил, что тональный крем несколько вульгарно выделяется на кончике носа, и принялся припудривать его. И в этот наиболее ответственный момент в кабинет «на полголовы» заглянул Зиновий:
– Вадим Юрьевич, прошу прощения, вы не забыли про Рокотова?
– Ну, ла-адно, прос-си-и уж! – ещё не вполне выйдя из образа, капризно отмахнулся Полуметросексуал.
Когда Юрий вошёл, то кабинет магната уже был привычно погружен в полутьму, и только приставной стол, за которым предстояло разместиться журналисту, освещался узким направленным лучом света, падавшим от настольной лампы. Такой антураж объяснялся обычаем большого капиталиста иметь всё на виду, но самому при том оставаться в тени. От порога Рокецкого невозможно было разглядеть, однако Юрий знал, что тот сидит за письменным столом, в чём и удостоверился, сделав полтора десятка шагов вперёд.
– День добрый, Вадим Юрьевич! – энергично обозначил лёгкий поклон журналист хозяину кабинета и некоторой части подлунного мира.
– Хэллоу, Юрик! – колыхнулся тот в обширном мягком кресле дебелой тушей, из интереса и уважения обозначив тем самым, что хочет, но не может привстать.– Есть сенсэйшн, как всегда?
Рокецкий занимал высокое общественное положение, достиг финансового процветания, но о полной умиротворенности говорить не приходилось, так как абсолютная реализация его амбиций предполагала: первое – захват доминирующих позиций в политической системе страны; второе, и тоже несбыточное – отдаться всем «пра-а-ативным мужчинкам мира».
В общем и целом вальяжный магнат умел держать себя «в рамках», его мало что могло вывести из равновесия. Однако на всякое правило имеется исключение. И такое исключение Рокотов
знал: Лонской – его ярый враг.
Вот почему взамен словесного ответа журналист перво-наперво продемонстрировал на компьютере запись с «флэшки» о ночной погоне подручных Вована Палача и дал развёрнутый комментарий к ней, припасая «сенсэйшн» напоследок.
– Занятный материалец, – поощрительно кивнул Вадим Юрьевич, выслушав его. – Пустим его в эфир в прайм-тайм. Ну, а болид, уж не взыщи, я у тебя, на всякий случай, изыму. У тебя всё?
– Почти, – сделал невинную оговорку Рокотов. – Есть кое-что о нашем общем знакомом…
И он привнёс в уже изложенную историю сюжетную линию, связанную с Дианой Лонской и с желательностью обеспечения её неприкосновенности. Личные моменты им, естественно, были опущены.
– Вау! – воскликнул богатей, едва замолчал его наёмный работник. – Вау! Я, конечно, мечтал подложить хар-рошую свинку этому живодёру, но чтоб такую грязную…, – колыхнулся он упитанной биомассой. – Это ж тебе не шпильку в задницу засунуть, это война…Це дило трэба разжуваты, – внезапно перешёл он на украинскую «мову». – Хым-м, заманчиво…
И Рокецкий задумался. От безделья Юрий успел про себя наизусть прочитать главу из «Евгения Онегина», прежде чем шеф вывел его из состояния «творческого простоя».
– Умаслил ты меня, Юрий Сергеич, – зашевелил Вадим Юрьевич полненькими, словно сардельки, пальцами. – Уж больно красиво я умою Лонского. Будь по-твоему, припрячу я его зазнобу. И тебя не обижу – воздам сполна. Но…Баш на баш: ты мне за
услугу отквитаешься той же монетой.
– То есть?
– Х-хе, не зря, Юрочка, говорят, что на ловца и зверь бежит, – впал в фамильярность Рокецкий. – Попал ты со своей Дианой, словно яичко к Христову дню: срок в срок. Н-да…Ты Корейко помнишь?
– Корейко? – с недоумением напрягся собеседник. – Что-то я…
– Да Корейко же! С которого Остап Бендер выдоил миллион.
– А, вон в каком смысле! Корейко из «Золотого телёнка», -
сообразил, наконец, Рокотов, что речь идёт о нетленном произведении классиков литературы Ильфа и Петрова. – При чём же тут Корейко?
– При том, что объявился взамен Бендера новый великий комбинатор. С той разницей, что он хочет подоить меня.
– Что вы говорите…
– Ага. Детектив из Перми. Собрался через меня сделать гешефт.
– И товар того стоит?
– Если подлинный – стоит. Понимаешь ли, он тоже наскрёб чернуху на Лонского. Подлинность документов и юридическая сторона сделки – не твоя забота. За тем едут мои юристы и эксперты. Твоя печаль – состряпать гламурненький материальчик. И перед выборами мы и выкинем на всероссийский прилавок дурно пахнущий товарец с гнильцой. Мелодрамку с Дианкой также обыграем. И Лонской – в клоаке.
– Вадим Юрьевич, но чтоб девушку не подвести.
– О чём ты говоришь, Юрочка!
– И как скоро подвезут этого пермского детектива?
– Да не подвезут. Ты же сам меня поучал, Юра, что настоящий репортаж – с места события. Придётся тебе с командой сгонять в
