пудренице! Вот это напасть так напасть!
Дети засмеялись. Вышло очень похоже на то, чему они стали свидетелями всего пятнадцать минут назад.
Финч вдруг посерьезнел.
– Как думаешь, сработает? – спросил он Арабеллу.
Та шла рядом, вернее, прыгала и топала, как слоненок из зоосада, – энергия из нее просто била ключом.
– Конечно! – воскликнула девочка. – Это же взрослые. Они очень предсказуемые! А те, которые не предсказуемые, называются чокнутыми, и, чтобы они не портили всю предсказуемость других взрослых, их держат в лечебнице для душевнобольных.
Финч прежде не особо замечал, чтобы взрослые были предсказуемыми, но спорить не стал.
– Главное, чтобы миссис Чаттни все узнала, – сказал он. – Тогда все будет проще.
Миссис Чаттни из шестой квартиры всегда была в гуще всех событий не только в доме № 17, но и в паре ближайших. Она вечно отиралась по этажам, вынюхивала, подслушивала и подглядывала. Эта пронырливая женщина будто бы подрабатывала профессиональным сыщиком, от которого ничего нельзя скрыть. Дедушка Финча шутил, что глаза миссис Чаттни имеют форму замочных скважин.
По большей части соседка была безвредной и лишь слегка действовала на нервы, да и то только тем, кто предпочитал хранить свои дела в тайне и верил в такое несуществующее для миссис Чаттни понятие, как личная жизнь. Чаще всего эта женщина не выдавала чужие секреты, оставляя все самое «сочное» и «грязное» для себя. Но важные события, которые могли затронуть всех жильцов дома, мгновенно становились достоянием общественности. К примеру, когда злобный старикашка мистер Эдвинс из восьмой квартиры стал собирать часовую бомбу, чтобы взорвать косо на него глянувшего мистера Джессила, адвоката из восемнадцатой квартиры, или когда тот же мистер Блувин попытался завести дома Гигантиум мортис – огромное плотоядное растение, которое могло вырасти до размеров в двадцать футов высотой и в бутоне-ловушке которого мог спокойно уместиться взрослый человек, миссис Поуп была немедленно оповещена, и им пригрозили беседой с мистером Додджем, если они не одумаются.
– Уж она узнает, можешь мне поверить, – хихикнула Арабелла. – Ты слышал, как мистер Блувин описывал свою схватку с жутким гремлином, который был… как он сказал?.. Уродлив, гол и очень целеустремлен? Как такое можно пропустить? Особенно если ты – миссис Чаттни из шестой квартиры и просто жить не можешь без того, чтобы не подслушивать. Ты зря так переживаешь, Финч. Все получится! План, который ты придумал, просто… просто… – она запнулась, чтобы подобрать точное слово, – шикарный!
План и правда был неплохим. Вчера, когда они с Арабеллой сидели в ее комнате, в какой-то момент его словно озарило. В голове будто сложилась мозаика, и он до сих пор недоумевал, как это его не посетила такая замечательная идея раньше. Впрочем, стоило отдать должное и Арабелле – именно она продумала и просчитала, как все это провернуть. Она была очень умной, хоть и зазнайкой.
Глядя на ее счастливое и беззаботное прыганье рядом, Финч подумал: «Как же все-таки хорошо, что я поделился с ней своей тайной. Может, и в самом деле все сработает…»
Улица Трум упиралась в дом № 1, в котором темнел проход на улицу-трубу, но дети туда не пошли, а вместо этого свернули у старой афишной тумбы в узкий переулок Чердачников.
В переулке было тихо – лишь над лавкой «Чешуя мисс Фишли» поскрипывала жестяная вывеска в форме рыбы, да из сапожной мастерской «Подметки и каблуки» порой доносился стук молоточка. На двери лавки «Мередит Момм» еще висел замок, а за стеклом в двери аптеки «Завидное здоровье Беркохха» блуждали скрюченные тени: кажется, бедного аптекаря с утра пораньше уже осаждали местные старухи, которые всегда завтракали пилюлями и лекарственными порошками у мистера Беркохха.
Финч и Арабелла прошли мимо аптеки и оказались у дверей почты. Рядом стоял синий трофф мистера Дьюи, уже загруженный едва ли не до второго этажа дома ящиками и коробками. По бандеролям с важным видом сновали вороны, видимо, возомнившие себя почтовыми служащими, – им не хватало только форменных фуражек и сумок на ремне.
У почты дети не остановились – их путь лежал в конец переулка. Вдали уже показалась будка вещания, из крыши которой торчали покрытые снегом ржавые раструбы, – внутри жила старая миссис Прюкк, которая должна была озвучивать жителям Горри последние новости, но вместо этого неизменно включала нафталиновые вальсы времен своей молодости.
Именно за будкой миссис Прюкк и располагалось место, куда нужно было попасть Финчу и Арабелле.
– Ты знаешь, что говорить, когда мы его найдем? – спросил Финч.
– Что-нибудь придумаем, – улыбнулась Арабелла и ткнула мальчика в плечо. – Ты же так всегда говоришь, да?
– Отстань, – пробурчал в ответ Финч.
– А вот и не отстану, – еще шире улыбнулась девочка. – Я прилипчивая, как магнитик.
– Я заметил…
– Мы пришли, – сообщила Арабелла. – Он где-то там…
Прямо за будкой миссис Прюкк проходил мост Трекклби. Наверху, у окон третьего этажа вплотную подступавших к мосту домов, время от времени проезжали горбатые троффы, а внизу, под его арками, был проход, ведущий к скверу Жилля. Жители Горри старались под мостом не ходить, и, стоило лишь к нему приблизиться, становилось понятно почему.
В темноте под мостом тут и там стояли ржавые бочки, в которых горел огонь. У бочек грели руки мрачные личности, согбенные старостью, болезнями, жизненными неурядицами и к тому же слишком близорукие, чтобы разглядеть что-то светлое в этой самой жизни.
Когда у Арабеллы появилась замечательная идея расспросить человека, который мог видеть фроббин Человека в черном, Финч был в восторге. Сейчас же от его воодушевления не осталось и следа: увидев это место и его обитателей, он мгновенно перехотел туда идти и что-либо вызнавать.
– Ты уверена, что… – начал было он, но Арабелла, даже не дослушав, бесстрашно направилась прямиком под мост.
– Ну вот, – проворчал Финч. – Позволь девчонке разгадывать тайну, и она втянет тебя в беду.
Мальчик огляделся в поисках прохожих, один из которых потом мог бы сказать констеблю: «Видел двоих детей, зачем-то идущих под Бродяжий мост». Никого поблизости не было, и он, тяжело вздохнув, пошагал следом за Арабеллой.
Под мостом Трекклби клубился дым. К чугунным опорам прислонились уродливые самодельные постройки, собранные, казалось, из обшивки старых дирижаблей. Со всех сторон на Финча слепо пялились иллюминаторы без стекол; на пороге одного овального дверного проема сидел старик в грязном пальто и старушечьей шали – он что-то с остервенением выедал куцей ложкой из консервной банки, не замечая, что в ней давно ничего не осталось. Скрежет ложки о банку разносился эхом.
Воняло под мостом Трекклби хуже, чем от сотни котов, извозившихся в керосине и гнилых помоях. Финч услышал мяуканье и задрал голову. Тощие коты с лишайными проплешинами в шкурах сновали туда-сюда по стропилам. Один кот прямо со своей балки справлял на одного из стоящих внизу бродяг нужду.
Финча передернуло, но он не остановился. Следуя за Арабеллой, мальчик углублялся в темноту подмостовья, все отдаляясь от утреннего света и приближаясь к огням в бочках.
В какой-то момент Финч понял, что боялся зря. Люди, которые грелись у бочек, не выглядели опасными. Они казались брошенными, угрюмыми и погрязшими в беспросветности. По их лицам было видно, что они ничего не хотят и ни о чем не думают.
Больше стоило опасаться облезлых блохастых собак, которые рылись в кучах какого-то тряпья и тут же начинали злобно рычать, стоило детям оказаться рядом.
Финч зашагал осторожнее, косясь всякий раз в сторону переулка, чтобы не потерять направление в случае, если придется дать деру.
Арабелла, в свою очередь, явно не терзалась сомнениями и ничего не боялась. Она уверенно шагала между ржавыми столбами, подходила к бродягам и звала:
– Мистер Джоди! Мистер Джоди! Вы видели мистера Джоди?!
Финч завидовал храбрости девочки. Если использовать язык Странных чисел, то одной бесстрашной Арабелле равнялись бы десять испуганных Финчей.
Наконец они нашли того, кого искали. У одной из бочек грелся старик с длинными сальными бакенбардами и черным морщинистым лицом, похожим на уголек. На голове у него косо сидел покрытый пятнами коричневый котелок.
Рядом со стариком у бочки стоял ржавый однорукий автоматон и тоже зачем-то грелся, как будто он мог мерзнуть. На латунном лице механического человека было такое же выражение тоски и беспросветности, как у прочих бродяг. Вероятно, здесь не имело значения, кто оказался на «обочине», и, будь ты нищий, или же псина, или же ржавая железяка, ты мог рассчитывать на место у бочки. Автоматон время от времени заливал себе в рот тягучую бурую жидкость из бутылки с надписью «Машинное масло» на этикетке.
Когда дети
