– Многих повесили? – ухмыльнулся Сварог.
– Одного, – серьезно сказал Гаржак. – Прямо на воротах. Вы мне разрешили вздернуть двоих, но второго я по размышлении помиловал, поскольку он оказал неоценимые услуги…
– Наш человек, – сказала Мара. – Точно.
– Подождите, – сказал Сварог растерянно. – Вы что… всерьез?
– А как же иначе? – Гаржак ответил хищной ухмылкой, обнажившей великолепные зубы. – Вы выразились достаточно недвусмысленно, ваше величество. Я имел полномочия повесить одного-двух канцелярских сусликов в том случае, если они будут ставить палки в колеса. Именно это они и попытались со мной проделать.
– Прах меня побери, я же в шутку…
– Простите, государь, когда речь идет о деле, я к каждому слову отношусь серьезно…
Сварог посмотрел в его загорелое упрямое лицо, потряс головой:
– Ладно, впредь мне будет урок… Теперь понятно, за что вас ценил Ужасный… Расскажите толком.
– Я приехал в архив, нашел ведающего нужными шкафами человека, департаментского советника, предъявил байзу, ваше предписание, и честь-честью попросил выдать мне все имеющиеся у них бумаги Асверуса, – сказал Гаржак деловито. – Знаете, что эта чернильная крыса заявила в ответ? Он взял меня за локоток, увел в дальний угол и стал наставлять на путь истинный, как он выразился. Долго распинался, что следует считаться не только с писаными законами и недвусмысленно выраженной королевской волей, но и сложившимися за столетия внутри иных учреждений традициями. Оказалось, что главная из этих традиций – не отдавать в случайные руки иные единицы хранения, бумаги Асверуса в том числе, а получать за них, по его выражению, «достойное вознаграждение». Традиции, сложившаяся практика, невысокое жалованье и все такое… В общем, все свелось к тому, что я должен ему заплатить. И немало. Простите великодушно, но я форменным образом остервенел. Какая-то старая чернильница пытается содрать деньги за вверенные его попечению бумаги даже с самого короля… Как хотите, а подобное безобразие следовало пресечь самым недвусмысленным образом. Я позвал гвардейцев, они быстренько его выволокли во двор, в два счета отыскали веревку и вздернули на воротах – в назидание и пресечения порочных традиций ради… На гвардейцев в таких случаях всегда можно полагаться – надежные ребята, выучка покойного короля… На зрителей, то бишь прочих канцеляристов, это зрелище, сдается мне, произвело некоторое впечатление. Когда гвардейцы взялись за второго – он был заместителем свежевздернутого, так что продолжать следовало именно в этом направлении – тот выразил готовность помочь мне в моей ответственной миссии всем, что только будет в его силах. И не соврал, знаете ли. Он мне действительно помог, благодаря чему и избавился от Конопляной Тетушки. Оказалось, что, кроме обычного архива Асверуса – к слову, разворованного уже на девять десятых и распроданного кому попало – есть еще одна единица хранения. Некий пакет, который даже это ворье не осмелилось загнать на сторону – он, в отличие от прочих бумаг, положен был не в «бесполезные бумаги», а в особо секретный шкаф. Вот это, ваше величество, обычные бумаги, боюсь, в них нет ничего интересного, а вот пакет…
Сварог бегло посмотрел невеликую стопку выцветших листов разного формата. Гаржак оказался прав, ничего интересного они собой не представляли – исчерканные каракулями, определенно черновики стихов, какие-то письма, короткие и незначительные, вроде расписки в получении кареты от мастера или купчей на деревеньку…
Отложив все это, он взял квадратный, толщиной всего в полпальца пакет, оглядел его гораздо внимательнее. Прочная тряпичная бумага, так называемая «воловья шкура», мало выцветшая и за сто с лишним лет. Не менее полудюжины печатей – сургучных и оттиснутых стойкими чернилами. Тщательно выведенная канцелярским почерком надпись: «Хранить до особого распоряжения». Неразборчивая подпись. Знакомая Сварогу эмблема: над человеческим глазом изображена корона, что означает высшую степень секретности: «только для взора короля».
Он уже достаточно понаторел в канцелярских премудростях и смог без труда проникнуть в смысл всех этих печатей и штампов: в старые времена кто-то, облеченный немаленькой властью, поместил этот пакет в такое место, откуда его могла затребовать исключительно коронованная особа. Даже канцелярские воры не решились пустить такую единицу хранения в вульгарный коммерческий оборот. С течением времени – обычно на это положено полсотни лет – пакет, несомненно, переместился из «запирающегося железного ящика» в «особо секретный шкаф», то есть не потерял статуса, но все же съехал на ступеньку ниже. Пожалуй, еще лет через двадцать уже смогли бы продать, списавши, есть какой-то циркуляр, попадался на глаза…
Тщательно помяв пальцами пакет, Сварог оторвал краешек, извлек лист плотной бумаги. Вчитался, нахмурившись, потом повторил прочитанное вслух для всеобщего сведения:
– Восьми сторонам света! Мы, Дайни Барг, королева Ронеро, сим объявляем всем, кого это касается, что Шеллон, граф Асверус, обер-шенк Нашего двора и капитан дворцовой стражи, волен распоряжаться в провинции Накеплон, как если бы Мы сами приказывали. Всем гражданским и военным чинам, а равно дворянам, Сословиям, гильдиям, и градским обывателям и землепашцам велено знать, что вышеозначенный граф наделен правом меча и веревки, огня и воды, что подтверждено большой золотой байзой за учетным номером восемнадцать.
Дано в Нашем Латеранском замке шестнадцатого Датуша восемьдесят первого года.
Печать и подпись.
– Буквально за три недели до его убийства, – тихо сказал Леверлин.
– Я и не знал, что он был капитаном дворцовой стражи, – сказал Анрах. – Никто не знал…
Сварог задумчиво постукивал по колену свернутым в трубочку королевским указом. Это была грозная бумага. Особенно в сочетании с байзой, и не какой-нибудь, а большой золотой. На время неизвестного пока поручения Асверус получал над провинцией полнейшую, ничем не ограниченную власть. Теоретически рассуждая, он мог при желании перевешать и перетопить все население, от знатнейшего герцога до последнего бродяги, а провинцию выжечь дотла. Страшненькая бумага. Гаржаку, отправляя его в архив, Сварог выдал гораздо менее весомую. Право меча и веревки, огня и воды, все без исключения обязаны повиноваться… Насколько он помнил, короли подобными бумагами не разбрасывались, такие полномочия посланец обычно получал при обстоятельствах чрезвычайных – война, мятеж, крупный заговор, смута на полстраны, какая-нибудь чума, стихийный катаклизм… Но ничего подобного в те времена вроде бы не случалось?
