— Я не маг. Моя магия — нищая. Что тебе в ней толку?
— Наконечник тоже лишь малая часть копья, — возразила я, — но без него копье не более чем палка. Только с помощью мужской силы я могу сломать преграду, за которой спрятаны ключи от ее воли. Это наш единственный шанс — застать ее врасплох!
Несмотря на всю страстность нашего разговора, он продолжал оставаться еле слышным шелестом. Ну, тень моих снов, услышь же меня! Если нам и вправду назначено совместное деяние, почему бы не начать прямо сейчас?
— Ну хорошо. Твой бой, командуй, что мне делать.
— Просто представь, что протягиваешь мне на ладони... да хоть жемчужину. Остальное я возьму сама.
Слияние произошло быстро и четко, значительно легче, чем с Салуром — с ним сила каждого из нас тянула в свою сторону, здесь же я всей своей мощью обволокла протянутую мне сверкающую крупинку. Губы сразу же вспомнили слова заклятия, которым прежде доводилось пользоваться всего раза два, да и то на простых смертных, для тренировки.
«Хай дара тану, най дана лэй...» Сознание мое уже метнулось туда, в море. Медоволосая дрянь не ждала моего нападения, сосредоточенная на управлении лодкой. Удар! Зеркальце на ее груди вспыхнуло и разлетелось осколками, она вскинулась, но поздно, «...хара на тэй!» Новый удар! Воля ее подобна крепкому столбу, но моя сила — веревка, надежно захлестнувшаяся вокруг него. Теперь осталось лишь потянуть за эту веревку...
Мучительно сглотнув, зеркальная развернула лодку в сторону нашей бухточки.
Когда она пристала к берегу, мы уже поджидали ее. Для пущего эффекта я соткала вокруг себя и Малабарки призрачное золотое сияние. Зеркальная, с расширившимися глазами под лицевым покровом, замерла напротив, я рванула за магическую веревку, и она рухнула перед нами на колени.
— Ты знаешь, кто я такая? — спросила я ее, стараясь говорить как можно более жестко и бесстрастно.
— Нет, госпожа. Я никогда прежде не видела вас. — Голос ее дрожал. Странно, я в общем-то ждала от нее ненависти, а вовсе не страха...
— Отвечай на мои вопросы. Ты не можешь солгать мне. Как твое имя?
— Лехфир, госпожа.
— Зачем ты плавала к камню Эллах?
— По поручению Храма. Купец Кармадиш решил выделить часть кораблей старшему сыну и спросил у богов совета, что именно лучше всего отдать...
— Все понятно. — Я перевела дыхание. Обычное поручение, знатные горожане регулярно просят подобного совета в важных делах... — Ты присутствовала вчера при том, как библиотекарь Салур был отдан во власть Ахну-Серенн?
— Да, госпожа.
— Тебе известно, в чем состояла его вина?
— Он был сообщником принцессы Ланин в осквернении Древнейшего Храма. Это приговор, который он услышал, но главная его вина была в ином: он знал о силе принцессы и оказывал ей помощь в овладении магией.
— Как... — теперь я сама с трудом подавила дрожь в голосе, — как была доказана его вина?
— Вчера утром моя напарница Инсин была послана в келью послушницы, которой принцесса воспользовалась, чтобы проникнуть в Храм. Инсин должна была изучить оставленный принцессой магический след, но неожиданно оказалась в центре гексаграммы, начертанной на полу одной из библиотечных комнат. Библиотекарь, увидев не ту женщину, которую ожидал, был очень перепуган и тем изобличил себя. Вскоре он был взят и допрошен самой Хранящей Престолы. Как раз тогда пришло известие о странной гибели конвоя, посланного с принцессой к Дому, и исчезновении принцессы...
— Достаточно, — перебила я словоохотливую жрицу. — Почему принцессе солгали об испытании взорами Ахна-Лоама и Ахну-Серенн?
— Никто не лгал ей, госпожа! — горячо воскликнула Лехфир. — Это официальная формулировка приговора, только и всего. Истинно невиновного боги не тронули бы... только на моей памяти такого ни разу не было.
— И все-таки ей солгали. — Я ткнула зеркальную носком сапога, и она с готовностью распростерлась передо мной в белом песке. — О каких взорах может идти речь, если ваши гадины слепы, как кроты! Теперь отвечай, почему ваш поганый храм запретен для женщин дома Исфарра?
— В них может проявиться кровь Ассиди... Способность к причастности, не знаю, как сказать точнее... Об Ассиди говорили, что силу ей посылает сама Луна, минуя своих детей. Но это противно Ула-Лоаму и Улу-Серенн, а потому рано или поздно такая сила сводит человека с ума и заставляет разрушать все, до чего он дотянется. Ассиди была человеком железной воли и к тому же погибла всего тридцати восьми лет от роду, только это ее и спасло. Эта сила ничего общего не имеет с обычной магией, скорее, если сравнить силу богов с озером, то женщина с кровью Ассиди — всего лишь канал для полива полей...
— Но принцесса занималась самой обычной магией! — снова перебила я Лехфир. — Разве это не доказывает, что и сила ее была самой обычной?
— Судя по тому, что рассказал Салур, характер того, что ей давалось и не давалось, с очень большой вероятностью указывал на способность к причастности. Но такую силу должен кто-то пробудить, она не просыпается сама. В храме это сделать очень легко, обычному магу труднее, но тоже возможно. Салур обучил принцессу магии вопреки запретам и тем прогневал богов куда сильнее, чем своим жалким ритуалом...
— В таком случае что случилось бы с лринцессой, если бы она коснулась престола Улу-Серенн?
— То самое разрушительное безумие, только мгновенное, сразу после прикосновения.
«Ты лжешь!» — хотелось воскликнуть мне, но магический допрос при связанной воле исключал самую возможность лжи. Так вот что на самом деле готовили мне мои боги, мои дорогие прародители, прах их побери тридцать три тысячи раз! Так сказать, мой собственный личный «шагадес»!
«Шагадес»? Ох ты, постой...
— Последний вопрос. Ула-Лоам и Улу-Серенн — дети Луны, но кроме матери, у детей всегда должен быть отец, они не берутся ниоткуда. Есть ли в тайном храмовом знании сведения о том, кто был отцом Лоама и Серенн?
— Незримый Владыка, что превыше и людей, и богов, и всякой твари, безликий и непостижимый, — отчеканила мне в лицо Лехфир именно то, что я заподозрила мгновение назад.
— Рыбья моча! — ахнул за моим плечом Малабарка.
— Она самая, — мрачно бросила я ему. — Теперь, Лехфир, ты сядешь в свою лодку, возьмешь курс на подводный камень в двух полетах стрелы за той скалой и разобьешь ее об этот камень. Потом ты доплывешь до берега и вернешься в храм пешком. К тому моменту, когда ты ступишь на берег, ты забудешь про наш разговор и будешь помнить только, что тебя швырнуло на камень волной и что свое зеркальце ты разбила, выбираясь вплавь. Поняла?
— Да, госпожа. — К концу разговора в голосе зеркальной прорезалась прямо-таки собачья преданность.