– Если бы магия всегда была так легка, как полагают безграмотные простецы, – с сожалением вздохнул Хасти. Конан скроил зверскую рожу. – Портал, понятно, собственной волей не обладал – он лишь исполнил Предназначение, волю неких высших сфер, связавших воедино жизнь твоего сына, этой вот вздорной девицы и судьбу Забытых Лесов. Некоторые из рабирийцев уверены, что исполнилось Слово о пришествии Вестника, Ребенка Осени из человеческого колена, коему суждено принести гулям освобождение от Проклятия Безумца. Предназначение могут провидеть оракулы, но изменить не в силах никто – разве что боги, да и те вряд ли. Что же до твоего сына… К сожалению, зверюшек или заклинаний я тебе предоставить не могу. Не тот случай. В ином деле – да, но не здесь. Зато мне известно другое средство, – торопливо добавил он, увидев, как разочарованно вытянулись лица аквилонского монарха и баронеты Монброн. – Мне необходим некто, чей дух находится в тесной связи с душой Коннахара.
– Кто может быть ближе сыну, чем отец? – проворчал киммериец. – Я в твоем полном распоряжении.
– Ты? – усомнился Одноглазый. – Не знаю, не знаю… Попробуем, но… Дай-ка руку.
Конан послушно протянул магу огромную ладонь, всю в мелких шрамах и твердых мозолях от рукояти меча. Айлэ с Рейениром, не выдержав, переглянулись и сдавленно захихикали: зрелище двух могучих воинов, сидящих рядышком рука в руке, у любого вызвало бы неудержимый смех. Хасти свирепо зыркнул на неуместно развеселившихся гулей единственным зрачком.
– Так… теперь закрой глаза и вспомни Коннахара… Ну же! Давай, думай о нем, зови его… Проклятье, можешь ты сосредоточиться или нет? Что ты сейчас видишь?..
Варвар открыл глаза и отнял руку – для раздраженного жеста:
– Клянусь ледяным копьем Имира, что я могу увидеть, зажмурившись? Темнота, в башке звенит и красные круги плавают, ровно с похмелья! Ты хоть что-нибудь делаешь или тебе просто приятно за меня подержаться?!
– Делаю, делаю. С тем же успехом я мог бы ухватиться за бревно, на котором сижу, – буркнул Хасти. – Первый раз встречаю человека, настолько чуждого любому и всякому колдовству.
Конан, к которому относились его слова, только отмахнулся.
– А что я могу поделать, если от колдовских штучек меня с души воротит?
– Да-да, эту твою мудрую мысль касательно чародеев и броска топора я уже имел счастье слышать, – Хасти повернулся к баронете Монброн, уже заподозрившей, какая участь ее ожидает. – Ну что ж… К счастью, в вашем отряде есть два подходящих человека. Любовь порой накладывает на людей узы покрепче родительских, должен тебе сказать, хотя и не всегда… И молодая госпожа, в отличие от тебя, обладает некоей толикой чародейских способностей.
– Умение вертеть хвостом и делать глупости – вот ее способности, – вполголоса, но без особого раздражения проворчал киммериец.
«Я не покраснею, – мрачно посулила себе баронета. Выполнить обещание не удалось: кончики ушей и скулы предательски затеплились. – В конце концов, что мне скрывать? То, что известно всему Тарантийскому замку, начиная от короля с королевой и заканчивая служками в конюшнях? Хасти вовсе не смеется надо мной, но пытается помочь, и я не имею никакого права ему отказывать».
– Что от меня требуется? – вздохнув, спросила Айлэ.
– Ничего такого, с чем ты не могла бы справиться. Садись сюда, – Одноглазый подвинулся, и девушка присела на старое трухлявое дерево. – Закрой глаза. Соберись. Подумай о своем друге. О том, где он может быть. Какие люди рядом с ним, какую местность он видит? Хорошо ему там или плохо… Не переживай, если ничего не получится. Не ты, так я что-нибудь да замечу, – девушка сумела удержать вскрик, когда ее рук коснулось что-то шершавое – Хасти очень осторожно взял ее ладонь в свою. – Кивни, когда будешь готова. Вы двое, сделайте одолжение – помалкивайте и не мешайте ей.
Баронета диа Монброн постаралась в точности выполнить все, что велел ей одноглазый колдун – зажмурилась и сосредоточилась. Перед зрачками кружили светлые радужные пятна, по лицу скользили теплые отблески летнего солнца, а, прислушавшись, она могла различить легкий плеск набегающих волн и шелест качающегося под ветром тростника.
– Где ты, Конни? – она не знала, произнесла вопрос вслух или задала мысленно, но ответ пришел – пронзающий и безжалостный, как удар клинка в сердце.
Сперва возникло знамя – тяжелое, бархатное, поднятое на высоком флагштоке и плавно колышущееся на ветру. Человек, чьими глазами она смотрела, находился на верхней площадке некоей крепостной башни, штандарт винно-алого цвета громко хлопал над его головой. Там был день, такой же солнечный, как и тот, что поднимался над озером посреди Рабирийских холмов, но потемневшее в единое мгновение ока небо перечеркнули огненные полосы. Раскачивающийся горизонт сочился кровью, проливался дождями нестерпимо пылающих синих звезд. Огромная громыхающая сороконожка лезла на каменную стену, звенело сталкивающееся оружие, кто-то непрерывно и надсадно кричал – без слов, просто выбрасывая из легких безумный трепещущий звук. Плавился и тек гранит, лязгали марширующие армии, а потом вокруг сгустилась вязкая, душная темнота, пронизанная скорбными шепотами и отдаленным угрожающим гулом.
Мириады искр вспыхнули перед ее внутренним взором, закрутились в тошнотворной круговерти и исчезли все разом. Внезапно она ясно и отчетливо увидела тех, кого пыталась отыскать – как если бы, проходя мимо, ненароком заглянула в приоткрытое окно. Маленькая келья с каменными стенами, освещенная трепещущим пламенем светильников, стол и четыре человека за ним. Один дремал, положив голову на скрещенные руки, другой что-то увлеченно рассказывал, двое слушали. Айлэ, не веря глазам своим, всматривалась в лица – неужели это ее добрые знакомые, те самые легкомысленные и беспечные подростки, едва вышедшие из мальчишеского возраста? Разве это Конни? Это кто-то другой, обманом заполучивший облик аквилонского принца! Либо надо признать – да, это Коннахар Канах, каким он станет лет через пять, и эти пять лет будут наполнены чем угодно, только не легким бытием за безопасными стенами Тарантийского замка. Начинающая провидица так растерялась и перепугалась, что едва уловила обрывок фразы, сумевшей сквозь неведомое количество лиг коснуться ее слуха.
– … прав я или нет, – певучий, протяжный акцент, обращающий любое слово в мелодию – без труда узнаваемый голос Льоу Майлдафа, уроженца Темры, только подернутый небывалой усталостью, – ты входишь в этот отряд, что полезет отвоевывать Серебряные Пики? И когда они намерены это проделать?
– Надеюсь, меня возьмут, – четкая сухая речь, свойственная тем, кто большую часть жизни провел в армии, привыкнув отдавать и выслушивать приказы. Так разговаривает отец Эвье Коррента, легат «Золотого орла», но отнюдь не сам Эвье! – Вылазка же состоится завтрашней ночью. И знаете, что я вам еще скажу? – голос чуточку смягчился. – Иногда я думаю: если чудо все-таки произойдет и нам дадут возможность вернуться обратно – я не уверен, что захочу ею воспользоваться. Странно прозвучит, но здесь, в Крепости, я впервые в жизни почувствовал себя на своем месте. Там, где мне и должно быть.
