«Да благословит Вортум Умелый того, кто придумал украшать стены лепниной! Как удобно разинул пасть вон тот лев — прямо ступенька… Я сломал клык? Извини, приятель… А теперь мне дружески протягивает крыло не-пойми-что-летучее. Уцепиться, подтянуться — и я на балкончике…»
Не балкончик даже — площадка для цветов под окном. Но никаких цветочных горшков, изразцовые плитки покрыты густым слоем птичьего помета… Ну и славно, Дику сейчас не до красот фасада, было бы куда ногу поставить.
Хуже другое: над балкончиком голая стена. И до того гладкая, что не уцепишься.
Убежище или ловушка?
Черный камзол вряд ли заметен на фоне темной стены. Сумерки сгустились. Что, стражники такие уж глазастые?..
А внизу — злые голоса:
— Здесь он! Некуда ему деваться!
— Обходи дом, парни!
— Может, на крышу влез?
— На соседний дом не перелезет, там крыша не впритык!..
«Спасибо за предупреждение, господа…»
Рука беглеца скользнула за голенище…
Удирать пришлось прямо с пирушки. Кроме нарядного камзола, надетого по случаю праздника, у него при себе лишь две вещи: капитанский диплом, полученный только сегодня, и нож за голенищем, в специально вшитых ножнах.
Стараясь не делать резких движений, чтобы не сбить проржавевшие перильца на головы суетящихся внизу стражников, Дик просунул лезвие ножа в щель между ставнями и осторожно повел им снизу вверх.
Лезвие на миг задержалось у крюка с той стороны ставней — и подняло его.
Ставни открылись почти беззвучно. Зато нож, который Дик ухитрился обронить, стукнул возле ног довольно отчетливо.
Голоса притихли, а потом один из стражников сказал неуверенно:
— Ты слыхал? Вроде что-то наверху…
Выругавшись про себя, беглец скользнул в окно. Возиться на узеньком балкончике, поднимая нож, было некогда, да и опасно.
Дик Бенц оказался на темной галерейке, надел шляпу и поспешно закрыл за собой окно. Так, теперь можно осмотреться…
Галерейка и впрямь темная, но холл внизу слабо освещен парой маленьких светильников. Значит, хозяева не легли. Или слуги бодрствуют. Надо держать ухо востро.
На галерейке хоть и темно, но любой, кто по ней пройдет, наткнется на незваного гостя. Не спрячешься… Может, спуститься и поискать укромный уголок?
Ступени лестницы поскрипывали тревожно и зло.
Двух светильников было мало, чтобы разогнать тьму, а в большом камине была лишь зола. Только сейчас Бенц заметил, как холодно в доме. Словно зима спряталась в этой мрачной каменной хоромине от ранней весны, победно атакующей столицу Иллии.
Наверное, здешний хозяин — изрядный скупердяй.
Дик огляделся.
Холл был почти пуст. Два кресла у камина — очень старые, с выточенными из желтой кости подлокотниками и потертой обивкой. Коврик перед камином — в полумраке не разобрать рисунка на нем. Невысокий шкафчик, на котором лежит толстая книга в кожаном переплете. Возле одного из кресел, прямо под светильником, — старомодный пюпитр для чтения, на нем тоже книга — бумажная, печатная, раскрытая на середине.
Хоть Дик и находился в отчаянном положении, он не удержался, запустил взгляд в книгу.
«Как ни молила о пощаде злосчастная сеора Люциэлла, жестокосердый супруг не желал внимать ее оправданиям и уверениям в невиновности. Привязав жену за косы к столбу, он…»
Губы Дика тронула счастливая, детская, неуместная здесь улыбка.
«Череда ужасных злодеяний», рассказы о знаменитых преступлениях прошлого века. Когда-то дед запретил мальчику читать эту книгу: рано забивать голову неприятными и тяжелыми вещами. Разумеется, Дик проглотил книгу при первом удобном случае. И потом, с оравой ребятишек забившись в темный сарай, страшным голосом пересказывал историю за историей. В результате его друзья признали, что чтение не такое уж занудное дело и что даже от грамоты бывает прок…
Отогнав воспоминания, Дик двинулся вдоль стен, ища место, чтобы спрятаться. Такого места он не нашел, зато невольно восхитился обилием книг. Полки в несколько рядов опоясывали холл, прогибаясь от тяжести томов, переплетенных в кожу или помещенных в деревянные резные футляры.
Когда Бенц дошел до коридора, ведущего из холла к входной двери, вдруг громко зазвонил колокольчик. Дик вздрогнул, кинулся обратно в холл — и увидел, как в противоположной стене открывается дверь. До лестницы на галерейку он уже не успел бы добежать незамеченным.
Беглец юркнул за черную портьеру, закрывающую одну из стен коридорчика. За портьерой обнаружился чулан, почти пустой — там висел только суконный плащ.
Бенц замер, вслушиваясь в приближающиеся шаги.
В щель меж портьерой и стеной скользнул свет: у слуги, который подошел к двери на звук колокольчика, была в руках свеча.
Снова зазвенел колокольчик, чтоб ему треснуть и расколоться!
Свет немного отдалился: должно быть, свечу поставили в какую-нибудь нишу. Слуга стукнул засовом, даже не спрашивая, кто заявился в поздний час. Дверь скрипнула.
— Сеор Дэмиано, — спросил кто-то сипло и весьма почтительно, — уж не серчайте, что побеспокоили на ночь глядя…
— Ничего, я еще не ложился, — ответил твердый, уверенный голос. — Что случилось?
— Тут меж домов шныряет государственный преступник, опасный негодяй. Не могло так быть, ваша милость, чтобы он к вам в дом залез?
— Исключено, — раздалось в ответ. — У меня тонкий слух. Есть такое понятие — чуткость.
Короткое, напряженное молчание… А затем сеор Дэмиано предложил мягко, но со странными интонациями, словно предупреждал о чем-то недобром:
— Впрочем, есть такое понятие: лояльность. Из уважения к городским властям я позволю кому-нибудь из вас войти и осмотреть дом. Не всей ватаге, разумеется. Одному.
И снова молчание, да такое, что тронь — порвется. Дик застыл не дыша.
Наконец стражник сипло откликнулся из-за порога:
— Мы, ваша милость… это… без дозволения командира не можем. Вот ежели бы тут был десятник…
Вот чтоб Бенцу сдохнуть в этом самом чуланчике, если в голосе стражника не дрожал страх, самый настоящий страх!
Куда же угодил бедняга Дик?
— Нет так нет, — не стал настаивать на своем предложении сеор Дэмиано. — Значит, я могу отправляться спать?
Стражники нестройным хором пожелали господину доброй ночи. Захлопнулась дверь, стукнул засов. Качнулся свет в щели: сеор Дэмиано снова взял в руки свечу.
Дик расслабился… но рано!
Раздался голос — спокойный, доброжелательный, с еле заметной насмешкой:
— Я рад гостям и не держу их в чуланах. Выходите без опаски: стражники ушли.
