тело заныло. Пользуясь нашей беспомощностью, пятый анган с обнаженной саблей приблизился к нам и разоружил. Лихой черт! Он был так возбужден удачно завершившейся охотой, что его оперение, как и у остальных, то и дело вставало дыбом.
Перья у всех выглядели одинаково: белая полоса, потом черная, потом опять белая, а конец красный. Такое же поганое оперение имела фасадная часть туловища спереди. А пучок самых крупных перьев в нижней части спины, над ягодицами, составлял великолепный лилово-желтый хвост, который они распускали громадным веером, если хотели покрасоваться. Вот, мол, какие ловкие. Вон как здорово двух мужиков словили. Такая вот картина маслом…
Крылатые люди действовали быстро и ловко. Не успел я опомниться от удивления, вызванного их странным видом, как мы уже оказались у них в плену почти без усилий с их стороны.
И тут я вспомнил, как Данус пару раз упоминал «ву кланганов», но я тогда решил, что речь идет о каком-то виде домашней птицы. Плохо же я представлял себе их одомашненность!
— Ну все, мы попали, — мрачно заявил Камлот. Он больше не бредил. После приступа кашля и еще одного спазма выглядел даже посвежевшим. — Жаль, не пообедали…
— Что они сделают с нами? — спросил я, пожалев басто, которого зря убили. Кому-то теперь достанется, кому? — Что, говорю, сделают?
— Спроси-ка у них, — ответил он.
— А они что, еще и разговаривают? — обалдел я.
Настолько обалдел и от общей ситуации, и от легкости, с которой с нами разобрались, что даже сам не понял, что сказал. А вышло, что заявил хит сезона. Камлот рассмеялся.
— Эй, вы кто такие? — спросил один из них, неприятно пораженный реакцией пленника на факт пленения. Нетипичная оказалась реакция. Я тоже рассмеялся. Кому сказать, какие-то глупые птицы с розетками перьев на заднице, а точно ковбои — на лассо удерживают заарканенного быка! Не смешно ль? — Отвечать по одному.
— Морская пехота, — ответил я. И оценил обычную реакцию. Недоумение округлило зрачки, замедлило соображение. Не будь я связан, именно в эту секунду, когда собеседник старается привести мысли в порядок, ты его и огорошиваешь одним из двадцати двух специально подобранных приемов. Но я связан! Потому говорю наобум: — Мы не хотим с вами ссориться, парни. Мы на задании, такие же «шестерки», как и вы. Нам нужно в штаб.
— Зря стараешься, — произнес Камлот.
— Точно, — подтвердил анган, выставив клюв и уложив на правое плечо голову. Взялся вот рассматривать в неподходящий миг, интересно ему. — Нам приказано доставлять всех жителей Вепайи на корабль. Правда, ты, Морская Пехота, на вепайянина не похож, — добавил он, разглядывая меня с особым пристрастием. — То есть ты можешь оказаться вне сферы нашего интереса. Если хочешь, исключайся прямо сейчас как чужеродное звено. Да, я абсолютно уверен, что ты нам не нужен. Но этот… уж точно вепайянин.
— В любом случае, если вы не тористы, значит, наши враги, — вмешался другой. — И не факт, что этот не нужен, не факт.
— Я — торист! — заорал мой здравый смысл. — Я самый крепкий в этом смысле торист. Во всей своей стране. Я международный торист, хорошо подкован теоретически. Уважаю товарища Тора, как родного отца. Ну, задайте вопрос. Задайте мне хоть один вопрос!
Он вдумчиво на меня поглядел и спросил сладко:
— Ты когда-нибудь заткнешься?
Ну, тут все ясно.
Комментарии были излишни. Камлот оказался прав. Я зря старался. Безмозглые, тупые служаки, под черепной костью чего-нибудь налито на сто грамм, и то хорошо, если не скисло… А когда мозгов нет, не договоришься. Они сняли с нас проволочные петли, набросили веревки на шеи, протянув их под мышками. Красиво работали, черти. С эстетической стороны все движения удивительно отлажены, плавны и точны. Руки такие прекрасные, жесты фиксированы, точно не к погибели тебя готовят, а оркестрами дирижируют. Я вообще-то по жизни терпеть не могу щекотки, сказали бы хоть, что с веревками делать будут…
Они по двое ухватились за эти снасти, расправили крылья и с шуршанием поднялись в воздух, увлекая нас за собой. Веревка, пропущенная под мышками, просто поддерживала, а другая постоянно напоминала о том, что может случиться, если мы будем плохо себя вести.
Пару раз было так, что во время полета мы болтались всего в нескольких футах от земли, трепыхались, считай, над извилистыми тропинками, потому что нависающие ветви деревьев не позволяли им подняться выше. Анганы постоянно переговаривались, перекликались, смеялись и пели. Они были явно очень довольны собой и своими подвигами. И вправду, здорово навоевали. Голоса у них были мягкие и звучные, а песни отдаленно напоминали негритянские спиричуэлс. И трудились, как негры. Это сходство подчеркивал бронзовый цвет их кожи и ярчайшие зубы в нижней, вперед выступающей челюсти.
Анганы, несшие Камлота, летели впереди, и у меня была возможность получше разглядеть этих странных существ.
Крылья их состояли из тонкой перепонки, натянутой на легкий костяной каркас, как у летучих мышей. Казалось, что они не могут поддерживать в воздухе тела этих существ, но я сам убедился, что впечатление об их весе обманчиво, так как их кости полые внутри, как и у птиц. Если б Камлот не потерял полминуты на свой идиотский монолог, перед тем как нас повязали, а сказал, куда колоть, — я уверен, что сумел бы проткнуть несколько пар. И, заметьте, не напрягаясь. Только вот время было упущено…
Мы уже отлетели далеко, хотя трудно сказать насколько. Полет продолжался не меньше восьми часов. Там, где лес был не очень густой, анганы продвигались вперед довольно быстро. Казалось, они не ведали усталости, в то время как мы с Камлотом были в полном изнеможении еще до того, как нас доставили на место. Рот пересох, все время хотелось пить. Зной рисовал перед глазами чертовы кольца. Петли под мышками больно врезались в тело. Чтобы уменьшить нагрузку, мы держались руками за веревку и только еще больше от этого уставали. Сухо, сухо как… Да, говоря откровенно, день сбора тарэля навсегда станет ассоциироваться у меня с перегрузками. С какой-то аэродинамической трубой…
Мы на сегодня уже устали спасать свои задницы, эти люди-птицы оказались излишеством…
А ведь как красиво начиналось! Пошел собирать апельсины…
Но все когда-нибудь прекращается, и наше кошмарное путешествие закончилось тоже. В какой-то момент очередной лес просто пропал, и мы полетели над прекрасной бухтой, окруженной с трех сторон еще более сухой, чем мы, очень сухой сушей. Я впервые увидел венерианское море. Мне, обезвоженному до темноты в глазах, было трудно представить, что оно мокрое…
За пределами бухты оно простиралось вдаль до горизонта — загадочное и
