улыбаясь чему-то своему.
— Костлявая, дай вштыриться, — сказала она, приблизившись. — Мне надо.
— Рано, — отказала та, — на большом привале получишь.
— Ну, Костля-а-авая!
— Отстань, Лоля. Сама знаешь, дышки почти не осталось, и взять её негде.
— Святые Хранители, — всплеснула руками бабуля, — да она у вас совсем зелёная! Кто её учил вообще?
— Никто, — мрачно ответила мотоциклистка, — самоучка.
— Разве так можно? Вы же её искалечите!
— Выбирать не приходится, знаете ли! Меня тоже никто не спрашивал, хочу ли я тащить клан по Мультиверсуму!
— Донка, — перебила их Аннушка, — ты можешь прокатиться с ними разок? Проследить, чтобы от нас не отстали?
— Без проблем, — согласилась наша глойти. — Но, чур, вы потом разрешите Доночке чуточку накидаться!
— На привале получишь, — заверил я. — Заслужила, старая.
* * *
К морю прибыли без приключений. Аннушка права — отличное местечко, если продукты у вас собой. Инфраструктуру этого, видимо, курорта, время слизало почти начисто. Осталась разве что дорога, крытая не асфальтом, а чем-то чудовищно прочным, типа тёмно-серого бетона. С неё мы, хрустя колёсами по камням, съехали на широкий галечный пляж и остановились метрах в десяти от линии прибоя. Вскоре воздух над дорогой колыхнулся, выплёвывая машины клана. Костлявая так и едет на мотоцикле за передней машиной, где сейчас, кроме водителя, две глойти — старая и молодая.
— Сильная девочка, — сказала Донка, усаживаясь у нашего костра. — Как я в её годы. Но бестолкова-а-ая!
— Как ты в её годы? — уточнил я.
— Не… ну, то есть да, я тоже была дурочка, но меня хотя бы учили чему-то. Эта девчонка дикая, как степной бурундук. Она вообще не понимает, что делает! И всё время упоротая.
— Как ты в её годы? — спросила Аннушка.
— Ну… почти. У неё ингаляторы модные, они их с собой полный багажник возят. Хотела попробовать — не делятся. Самим, говорят, мало. Нет бы шмали дунуть, как все нормальные глойти, или накатить граммчиков двести… Кстати, вы обещали!
— Держи, — я достал припасённую бутылку вискаря и разлил по стаканам. Донка всосала порцию одним глотком и продолжила:
— Она и слово «глойти»-то не слышала. Похоже, девица просто однажды удолбалась, в трипе увидела Дорогу и увела по ней этот караван.
— Мы не караван, — сказала подошедшая к нам Костлявая. — Можно?
— Присаживайся, — гостеприимно пододвинула к ней складной стул Аннушка.
— Мы клан, — договорила мотоциклистка.
— А ещё, — наябедничала Донка, — у них есть резонаторы.
Дело к вечеру. Мы уже искупались, развели костёр, в котелке тихонько булькает каша. Клан у Костлявой странный — процентов на семьдесят состоит из женщин и детей, мужчин совсем мало, и они по большей части либо старые, либо увечные, либо какие-то бестолковые.
— Да, больше похоже на бродячий детский сад, — признаёт она, — так вышло. Мы клан изгоев, все, кто хотел и мог, от нас свалили. А потом сбежали мы — сами не понимая толком, куда.
— У вас был коллапс? — спросила Аннушка.
— Да, но это слово я услышала сильно позже. Всё, что знаем о Мультиверсуме, мы узнали после того, как покинули свой мир. Там началась конкретная жопа, мы бы не выжили. Тем более с ними, — Костлявая махнула рукой, показывая на кучу синеглазых детей, с весёлыми криками бегающих взад и вперёд по мелководью.
Возраста они разного — лет от пяти и до, наверное, пятнадцати-шестнадцати.
— Откуда у тебя столько синеглазых? — спросила Аннушка.
— Однажды их глаза просто посинели. Им не было больно, лечила сказал, что видят они нормально, и мы забили. А потом мне сказали, что если их не увезти, то всем хана. И мы увезли — уж как сумели. Лоля у нас случайно, она не клановая. Сама вызвалась, сказала, может. Смогла. Но мы ни хрена не знали, не понимали, где мы и что вокруг, не сразу поняли, как входить-выходить, а с направлением до сих пор беда.
— И давно вы так скитаетесь?
— Да чёрт его… Сбились со счёта. Давно. Со временем тут тоже какая-то фигня творится.
— И нигде до сих пор не осели? — спросил я.
— Мы бы рады, — вздохнула Костлявая, — но стоит нам где-то задержаться, там начинается какая-то дичь. Мы сначала удивлялись, какое ваш Мультиверсум херовое место, но потом поняли, что дело в нас.
— В детях, — уточнила Аннушка.
— Это и есть мы. Мы клан. Я его прем. Это мои люди, это мои дети. И я их никому не отдам, так что даже не начинай.
— А что, были предложения?
— Да подкатывали тут… Какие-то на всю голову странные. Обещали, что заберут всех, что им там будет хорошо…
— Кажется, знаю, о ком речь. И что ты им ответила?
— Послала, разумеется. Но выслушала с интересом. Не знаю только, сколько там правды было, вещи они мне втирали чудны́е. Может, ты пояснишь?
— Давай сначала ты расскажешь, что можешь, а потом я? — предложила Аннушка.
— Тогда разливай, что ли, — согласилась Костлявая, — ночь, похоже, будет долгой.
* * *
Костлявая рассказала нам, что в её мире был город. Один. Но большой. Вокруг города пустоши, и в них кланы. Срез был продвинутый: электроника, кибернетика, имплантирование (тут я с досадой поскрипел протезом) — но с экологией беда. Ни хрена у них в этих пустошах не росло, они полностью зависели от города, выполняя роль, как я понял, типа мусорщиков, сборщиков вторичных ресурсов. Но потом начался коллапс, город накрылся мохнатой шапкой, электричества не стало, зато началась резня. Это, когда электричество исчезает, дело обычное. Темнота способствует. В этот момент у детишек, которых собрала под своё крыло Костлявая, резко засинело в глазах, но объяснить, что это значит, было некому.
— Но почему не один, а много? — спросила Аннушка.
— Не знаю, — развела руками премша. — Я вообще не в теме с этой вашей мистикой, извини. Тот, который ко мне насчёт них подваливал, тоже от удивления чуть кони не двинул.
В общем, мир продолжал катиться в чёртову задницу, но Костлявой удачно отломилась почти ничейная самоходная
