Попробуй настигнуть ее, когда она мчится не разбирая дороги…
Эта бешеная погоня продолжалась весь остаток ночи и только к утру, когда небо и воздух стали розовыми, юноша настиг наконец сестру.
Уже скрылись за горизонтом горы, к которым лежал путь каравана. Скоро поднимутся впереди стены Патампура и станет видна вражеская армия, растянувшаяся по равнине.
Рукмини ехала по старой караванной тропе, почти скрытой в густой траве плоскогорья. Камышовые заросли расстилались перед ней, стебли гнулись на утреннем ветерке, словооохотли-во рассказывали о каких-то бесполезных для человека тайнах.
С досадой оглядываясь на брата, Рукмини все погоняла коня.
Наконец девушка поняла, что Ратарах не отстанет. Бесполезно продолжать эту скачку. Они оба только вымотаются раньше времени и устанут, а какая польза защитникам крепости от двух уставших воинов? Лучше остановиться и поговорить с ним по душам.
— Зачем ты поехал за мной? — Рукмини придержала коня, позволив брату наконец оказаться рядом.
Ратарах побледнел, посерел от усталости. Глаза ввалились, губы пересохли. Но держался хорошо, и голос не подрагивал, когда он заговорил:
— Траванкор мне приказал быть рядом с тобой. Всегда.
Ай да младший братишка! Но ничего, она поставит его на место. Траванкор ему приказал! Скоро Траванкор и ей приказывать начнет!
— Здесь ты будешь слушать меня, — перебила Рукмини, — а я тебе велю оставаться в убежище, с остальными. Защищай их, понял? Помогай Гаури.
Ратарах пригнул голову, как молодой барашек, готовый бодаться. Глянул исподлобья.
— Я не отпущу тебя одну, — заупрямился он. — Траванкор мне приказал, и я будут рядом.
— Ну и глупо. — Рукмини пожала плечами и вдруг обаятельно улыбнулась. Прежде Ратарах никогда не мог устоять перед этой улыбкой. Всегда таял и подчинялся… не всегда даже понимая, что сестра просто играет им. — Ратарах, прошу тебя, отпусти меня в крепость! Женщины, старики, дети — все в безопасности, в пещерах. Поезжай с ними, а я поеду своей дорогой… Я хочу участвовать в защите Патампура. Я должна, понимаешь ты? Ну Ратарах, пожалуйста!
Видать, и вправду повзрослел младший брат. Насупился, на сестру не глядит. Твердо решил держаться прежнего решения.
Сердито стегнув коня, Рукмини направилась в камышовые заросли. Ратарах, как привязанный, двинулся за нею следом.
И вдруг споткнулись кони. Оба всадника ничего еще не успели понять, как уже лежали па земле, и камыши шумели над их головами. «Веревка, — запоздало сообразил Ратарах. — Над землей здесь натянули веревку… Ловушка!»
Ни он, ни Рукмини даже не вскрикнули. И те, кто набросился на упавших всадников, тоже действовали молча, в полной тишине. Один хищник., нападая, рычит, устрашает, бьет себя хвостом по ребрам, показывает клыки и только после этого взлетает в смертоносном прыжке. Другой берет добычу в безмолвии, не похваляясь и не считая нужным напугать. Уверенный в себе, сразу хватает за горло и стискивает челюсти.
Так нападал на своих врагов Шраддха.
Враги повалили Ратараха на землю, придавили парня, набросили на него волосяной аркан. Рукмини, более сильной и верткой, удалось выскользнуть. В руке у нее блеснул нож.
Только тогда воины нарушили молчание. Стали смеяться, насмехаясь над решительной девушкой. Рассчитывали таким образом вывести ее из себя, чтобы она разозлилась, стала бить мимо цели. Не на такую напали — ее насмешками не проймешь, она и сама горазда над воином посмеяться. Во время тренировок Шлока сам учил ребят издеваться друг над другом, чтобы приучить их к безразличию. «Слово не убивает, если вы не дадите на то своего согласия, — повторял учитель. — Убивает меч. Не позволяйте злому слову проникать в ваше сознание и ослаблять вашу руку. Насмешка врага — его союзник, поселившийся в ваших мыслях».
— Эй, красавица! — кричал один из воинов. — Не желаешь ли отведать моего жала?
Он сделал намекающий жест.
Рукмини отскочила и оскалилась, подняв перед собой нож.
Другой засмеялся, демонстративно вытягивая губы трубочкой:
— У меня есть сладкий хоботок, прелестница! Не к лицу тебе вертеться перед нами, ты ведь скромница — так не распаляй наших желаний! Все равно будешь нашей, не добровольно, так насильно.
В прежние времена Рукмини нашла бы достойный ответ и так припечатала бы похабников что они места бы себе не находили от стыда. Но сейчас Рукмини было не до смеха. Нападавших было слишком много. Она бы и с одним сильным мужчиной, наверное, не совладала бы, а здесь — целых пять!
Хорошо еще, что они не имели намерения убивать ее. Слишком уж хороша добыча! Только уворачивались, чтобы не поранила их кинжалом, да хохотали над ее бессильным гневом.
Шраддха вышел вперед, окинул девушку оценивающим взглядом. Хороша! Разрумянилась, глаза горят.
Предводитель поднял руку, останавливая своих людей. Замерла и Рукмини, сжимая рукоятку ножа так, словно надеялась найти в ней спасение.
— Куда вы едете? — резко спросил пленницу Шраддха.
Рукмини молчала.
Повинуясь еле заметному знаку своего предводителя, один из воинов начал закручивать волосяной аркан на ноге упавшего Ратараха. Подросток закричал от боли, потом начал свыкаться с ней и только задышал часто. Лоб его покрылся потом, глаза помутнели. Казалось, он плохо соображал, что происходит.
Шраддха продолжал пристально смотреть на Рукмини.
— Куда вы ехали? — повторил он вопрос.
Ратарах выдавил:
— Не скажу…
И закашлялся.
— Конечно, скажешь, — уверенно, почти дружеским тоном молвил Шраддха.
И аркан еще туже впился в кожу пленника. Брызнула кровь, юноша закричал пронзительно и вдруг сорвал голос, засипел.
Рукмини в отчаянии закусила губу. Ратарах корчился на земле, Шраддха с легкой усмешкой наблюдал за братом и сестрой, и наконец Рукмини не выдержала:
— Хватит! Остановись — он ведь еще ребенок!
Шраддха не спешил выполнить ее просьбу. Он подъехал ближе к девушке. Теперь он мог бы, если бы захотел, коснуться ее рукой.
— Кто он тебе?
— Брат, — глухо ответила Рукмини.
Брат, которого она по легкохмыслию и упрямству завела в эту ловушку! Брат, который хотел уберечь ее и не уберегся сам…
— Хочешь спасти его жизнь? — спросил Шраддха, ласково улыбаясь. — Стань моей наложницей, и я позволю твоему брату жить. У меня много наложниц, по все они слишком покладистые. Понимаешь меня? — Он разговаривал с ней дружески, почти как с равной. Со взрослым человеком, который способен понять его, Шраддху.
— Видишь ли, красавица, мои наложницы меня боятся. Ты не такова, ты не станешь бояться меня. Ты сама — воин, верно? От тебя родится настоящий воин.
