– Хорошо бы еще к ляхам верного человечка послать.
– Это зачем же?
– Может получится возмутить тамошних магнатов против султана? Глядишь нам полегче будет!
– Это вряд ли, – покачал я головой. – Дураков с гонором там хватает, однако же не все таковы. Полагаю, король Сигизмунд рад без меры, что воевать с турками не придется. Опять же, ему на руку что султан на нас пошел…
– Не на нас, а на казаков, – с хитрой улыбкой заметил боярин. – Тех самых, что сначала самозванцу служили, а потом Владиславу.
– Ну не знаю. Попробовать, конечно, стоит, но вряд ли что выгорит. Хотя, может запорожцев удастся на крымцев натравить? Подумайте, кого можно с поминками к старшине подослать?
– Как прикажешь, государь.
– Ну, тогда не задерживаю. Хотя… Корнилий, останься, есть небольшое дельце.
Все присутствующие тут же встали и, чинно поклонившись, отправились на выход, оставив меня с телохранителем наедине. И только Романов, зачем-то замешкался.
– Что-то еще? – вопросительно посмотрел я на боярина, ничего не делавшего просто так.
– Да, государь, – утвердительно кивнул тот.
– Тогда говори, у меня от Михальского секретов нет.
– Как прикажешь, тем более что это касается и его.
– Вот как?
– Прости, Иван Федорович, но утаить от тебя сие не могу. Сам ведаешь, черный люд наш темен и к суевериям склонен, а потому любую дурость повторять готов.
– Что-то ты, Иван Никитич, издалека начал. Говори как есть!
– Толкуют в народе, – собравшись с духом, продолжил Романов, – что матушка Катерина не просто так померла.
– В смысле, – озадачился я. – Бояре, что ли отравили?
– Кабы б, – скорбно вздохнул глава Земского приказа. – Сказывают, что Господь тебя наказал, за то, что ты, сказавшись, что едешь на богомолье, сам в Неметчину отправился на княжеский съезд.
– Что за на хрен!
– Ходят такие слухи, – мрачно подтвердил Михальский.
– И ты молчал?!
– Не успел…
– Всегда вы так.
– Не кори своих верных слуг, государь, – заступился боярин. – Не все до наших ушей доходит сразу.
– Ладно, на каждый роток не накинешь платок. Однако самым крикливым языки все же укоротить! И хорошо бы найти тех, кто эти сплетни распространяет…
– А то ты не знаешь кто? – криво усмехнулся Романов.
– Ты на что это намекаешь?
– Иван Никитич прав, – буркнул Корнилий. – В окружении патриарха немало злонамеренных людей.
– Ладно, разберемся, – скрипнул я зубами.
– И вот еще что, – помялся боярин. – Не посылай покуда за Вельяминовым. Пусть хоть год пройдет с кончины государыни.
Что в прошлом однозначно плохо, так это отсутствие привычных развлечений. Нет не то что телевидения или интернета, но даже газет. Нет, «Московские Куранты» у нас, конечно, выходят. Примерно раз в месяц. К тому же, я заранее знаю, что там написано, по той простой причине, что лично утверждаю все что там появится. Иноземную прессу тоже доставляют, но еще реже.
Театра не то чтобы совсем нет. В Кремле регулярно ставят различные мистерии [9], рассказывающие о житии и смерти святых великомучеников. Очень интересно, особенно когда ничего другого нет!
Можно еще устроить пир и пригласить скоморохов, которые будут скакать и прыгать, отпуская при этом матерные шутки, от которых даже рейтары краснеют. Правда, потом духовник с патриархом мне по очереди на мозги капают, мол, грех это, но куда деваться?
В общем, единственным доступным развлечением, не попадающим под санкции церкви, и при этом не совсем скучным являются настольные игры. В особенности шахматы. В прошлой жизни я играл, но, что называется, без фанатизма, а тут неожиданно пристрастился.
На Руси, кстати, двигать фигуры по клетчатой доске любят издавна. Говорят, еще Иван IV, прозванный за жестокость Васильевичем, очень уважал эту игру. Вероятно с той самой поры, выигрывать у царя считается не то чтобы неприличным, немножечко опасным. В общем, когда я пятерым боярам подряд поставил «детский мат», стало понятно, что нужен партнер.
Неожиданно им стал мой бывший секретарь, а ныне преподаватель в царской школе при Славяно-Греко-Латинской академии Первушка Анциферов. Первая наша игра произошла довольно случайно, а теперь дьяк по вечерам с шахматной доской и мешком с фигурами приходит в Кремль. Служба у него такая! Игрок он, по всей видимости, не очень хороший, раз даже я справляюсь, но по местным меркам безбашенный. Выигрывать у царя, пусть даже и не все партии подряд, кроме него никто покуда не решался.
– Шах тебе, государь! – в очередной раз обозначил угрозу для моего короля Первак.
– Кстати, как мои оболтусы? – поинтересовался я, парируя угрозу слоном.
Оболтусы это царевич Дмитрий и участник всех его детских проказ Петер. Обычно они стараются смыться из-под зоркого глаза приглядывающих за ними дядек и нянек, чтобы что-нибудь натворить. Но теперь холодно, и молодые люди чинно сидят рядом с нами на лавке, с азартом наблюдая за нашим поединком.
– Усердно постигают науки, – постным голосом отвечает их наставник в русской грамоте и письме, делая очередной ход.
– Неужто совсем не озоруют?
– Бывает, – дипломатично отвечает Анцыферов.
– А подробнее? – прищурился я, заметив, как напрягся Петька.
– Да так сразу и не упомнишь, – задумывается дьяк. – Разве что, кто-то из них на поварне кошку поймал, да привязал ей к хвосту ложку деревянную. Она, значит, бежит, а ложка тарахтит. Животина, понятное дело, пугается и щибче… так урок и сорвали!
– Это не мы, мой кайзер! – делает честные глаза Петер.
– Мы не знаем, кто это, – менее уверенным голосом добавляет царевич.
– И когда это случилось?
– Так сегодня.
– И ты сразу вспомнить не мог, – хмыкнул я, переставляя фигуру, – а почем знаешь, что они?
– Так ведь не признался никто и доносить не стал, – пожал плечами Первак.
– И что с того?
– Если бы кто другой, – принялся объяснять дьяк, – обязательно нашелся б наушник. [10] А на царевича клепать дураков нету!
– Логично, – хмыкнул я, оборачиваясь к пацанам. – Что скажете, лиходеи?
– Это не мы, – стоял на своем Петька.
– Уверен?
– Вот вам крест, мой кайзер!
Сочетание посконно православного «креста» с немецким титулованием в устах ушлого мальчугана выглядело забавным. Мой отпрыск хотя и выглядел не столь нахально, но сдаваться и каяться тоже не собирался.
– Зачем вы это сделали? – печально спросил я у Дмитрия.
– Простите, отец, – неожиданно всхлипнул тот.
– Что случилось, мой мальчик?
Принц какое-то время крепился, но надолго его не хватило, и его маленькие плечи затряслись от рыданий. Петька обхватил своего высокородного приятеля руками, как будто хотел заслонить собой от чего-то ужасного, после чего обернувшись ко мне почти выкрикнул:
– Его королевское высочество очень устал и не мог больше учиться. Не наказывайте его, пожалуйста! Это я один во всем виноват…
– Ты скучаешь по маме? – печально спросил я сына, положив руку ему на голову.
Тот не смог ничего сказать в ответ и только судорожно кивнул. Вся его фигура выражала такое неподдельное горе, что мне стало непереносимо стыдно, что я так легко смирился с потерей, что не находил времени побыть с семьей пока она была жива. Что моими детьми занимаются чужие люди, а сам я вечно погружен в какие-то заботы и не вижу, как они страдают. Черт бы подрал твое каменное сердце Иван Мекленбургский!
– Мне тоже ее не хватает, малыш. Знаешь, если тебе так трудно, можешь не ходить пока в школу.
– Нет, – всхлипнул он, вытирая нос рукавом. – Матушке бы это не понравилось.
– Вот это мужской разговор! Ладно, уже поздно. Отправляйтесь спать.
– Благословите, отец! – наклонил голову Дмитрий.
– Благословите, ваше величество! – привычной скороговоркой поддержал его Петер и встал рядом.
Дождавшись, когда я перекрещу их, мальчики по очереди приложились к руке и вышли. Дочери, Марфа и Евгения по малолетству уже давно спали, но я еще все равно зайду к ним, чтобы поцеловать на ночь. А пока…
