— Я почти уверен в этом.
— Зачем же этим тварям из преисподней понадобилась дочь Дэви Жасмины?
— О! — Старец возвел к небу глаза. — Маленькая принцесса обладает огромной силой! Искушенные в магии люди отдали бы многое — очень многое! — чтобы завладеть этой силой. Жизни девочки ничего не угрожает, но… — он вдруг замолк и с тяжким сожалением вздохнул.
— Но… — как бы поторапливая старца с объяснениями, подхватил Конан.
— Если коварным замыслам темных сил суждено сбыться, — с таинственным оттенком в голосе продолжал отшельник, — ни Жасмина, ни кто-либо другой из смертных не увидят впредь маленькую принцессу. — Он вдруг вздрогнул. А затем, строго взглянув на Конана, сказал: — Я не буду предлагать тебе переждать в моей пещере до рассвета. Думаю, что за время, проведенное здесь, ты уже выспался на несколько ночей вперед. Теперь ты должен поспешить к Дэви Жасмине. Она нуждается в тебе.
Он встал на ноги и жестом велел подняться и Конану. Киммериец беспрекословно подчинился.
— Ступай и оседлай коня, — сказал отшельник. — А я тем временем принесу твои доспехи.
С этими словами старик скрылся в зияющей черноте ведшего в пещеру лаза. Вернулся он скоро. И пока помогал Конану облачиться в принесенные из пещеры доспехи, снова обратился к нему:
— Послушай меня внимательно, — с расстановкой начал он. — Сейчас я могу сказать тебе немногое. Мне нужно время, чтобы хорошенько обо всем поразмыслить. И тогда я, быть может, смогу тебе помочь найти маленькую принцессу.
— Как же мы встретимся? — спросил киммериец.
— После встречи с Дэви Жасминой ты должен будешь вернуться сюда.
— Но разве не ты говорил, что я должен спешить?! — изумленно воскликнул Конан. — Не упущу ли я время?
Старец поднял к небу глаза. И, подумав немного, изрек:
— Время дорого, и дороже его — лишь знания. — Он проницательно взглянул на Конана. — Приезжай ко мне, и ты будешь обладать знаниями, что помогут тебе в поисках принцессы. И вот еще что, — взгляд старца оживился, — я буду ждать тебя не одного.
— Не одного? — от удивления приподняв брови, повторил Конан. — С кем же?
— Слышал ли ты о пленном туранце Зулгайене?
— Да, — не так чтобы уж невозмутимо ответил киммериец. — Я не знаком с ним лично. Но говорят, что это лучший полководец Ездигерда.
— Верно. Он служил Ездигерду. Хотя, видит Небо, туранский правитель недостоин иметь его среди своих подданных. Чего бы тебе это ни стоило, — голос отшельника стал жестче, — вызволи Зулгайена из плена. Я буду ждать вас вдвоем.
— Но…
— Я буду ждать вас вдвоем, — бесстрастно повторил старец, перебив недоумевающего киммерийца.
— Во имя Крома! — яростно зарычал Конан. — Не ведешь ли ты двойную игру?!
Глаза старца лукаво блеснули.
— Видно, ты вообразил, что я на стороне Ездигерда. Что ж! — старец усмехнулся. — По правде говоря, в моих глазах владыка Турана ни больше и ни меньше, чем правитель Вендии. Если бы похитили дочь Ездигерда, я не отказал бы в помощи и ему. Меня не интересуют политические распри.
— Почему же тогда ты печешься о Зулгайене? — с оттенком недоверия в голосе спросил Конан.
— Вызволи его из вендийского плена, и тогда поймешь все сам. — Губы отшельника снова задела едва заметная улыбка. — Доверься мне, Конан!
Киммериец с трудом сдержал проклятие. Потом вдруг рассмеялся.
— Кому же еще мне можно довериться, если не тебе, старик?! — за нарочитой насмешливостью его тона угадывалась смущенная искренность. — Ты спас меня от смерти. О, Кром! Обещаю, я вернусь сюда вместе с Зулгайеном.
— Пусть удача не покидает тебя, Конан! — пожелал старый отшельник. — Ну, торопись!
Киммериец легко запрыгнул на коня.
— До свидания, старик! — громко сказал он, и потянул за поводья.
Глава III
«Страхи Ездигерда»
Воистину, пышен был королевский сад. Здесь высились стройные, хрупкие кипарисы, остроносые верхушки которых покачивались при малейшем дуновении ветерка, раскидистые пальмы прикрывали наготу своих стволов длинными веерообразными листьями, невысокие красавицы-софоры цвели пушистыми розовыми гроздьями, словно сказочные исполины возвышались платаны.
Ближе к дворцу деревья отступали. А землю будто огромным ковром покрывали цветы, великолепие которых поражало воображение. И средь всего этого тончайшей, с первого взгляда почти незримой паутиной протянулись, скрещиваясь меж собой, выложенные гранитом дорожки. В самом центре сада был устроен неглубокий, в форме продолговатого восьмигранника пруд. Его венчал красивейший фонтан.
Широкий пологий пандус поднимался к портику дворцовой террасы. Колонны в портике были округлой формы и сделаны из розоватого мрамора.
За ними следовало еще несколько рядов точно таких же колон. Портики проходили как спереди, так и по бокам террасы.
Высокая плоская крыша с внутренней стороны была искусно инкрустирована яшмой различных оттенков. Пол украшала изысканного узора мозаика.
Посередине террасы располагался выложенный из плиток голубого мрамора бассейн, форма которого точь-в-точь повторяла форму пруда в саду.
В нескольких шагах от бассейна, ближе к колоннаде стояло огромное нефритовое с золотой инкрустацией кресло. На нем сидел владыка Турана Ездигерд, наследник недавно почившего Илдиза.
Правитель был уже немолод и не слишком хорош собой. Его длинные прямые волосы успела щедро посеребрить седина. Узкое смуглое лицо тронула сеть еще неглубоких морщин. Кончик тонкого костлявого носа опускался к самым губам. Черные брови были густы и безобразно лохматы. Небольшие темные глаза — один из которых по размеру значительно превышал другой — были глубоко посажены и глядели на все холодно и жестко.
На короле была длинная просторная джубба, сшитая из тончайшего светлого льна. На ногах — кожаные сандалии. Правая рука Ездигерда сжимала златокованую чашу, наполненную густым красным вином. Левая рука покоилась на подлокотнике кресла.
С обеих сторон от Ездигерда стояли молодые чернокожие рабы и плавными, даже как будто ленивыми движениями обмахивали своего господина опахалами из страусиных перьев.
У самой колоннады, несколько правее от кресла Ездигерда, в скучающем ожидании замерли девушки-танцовщицы.
На каждой из них были шелковые соблазнительно просвечивающиеся шаровары. На шее висело золотое монисто.
При малейшем движении танцовщицы тонкие пластинки монисто вздрагивали, чуть обнажая пышные груди. Красота стройных тел девушек была безупречна.
