— Кто ж вам мешал жить как все? Как нормальные люди? — оскалился незнакомец. Хотя, почему незнакомец? Просто лицо чужое, а так парня профессор знал, и неплохо. Давно это было, но как будто вчера.
— С моими знаниями в принципе не живут, — покачал Мигель головой, отгоняя ненужные воспоминания. — Сам был в шоке, что пощадили. Её высочество оказалось такой сентиментальной. Ещё когда была всего лишь наследницей — пощадила меня она именно тогда. А когда стала королевой — не захотела менять своего решения. Вдруг ещё раз пригожусь!
— Припасла твоё открытие для дочери. Точнее внучки, — хмыкнул Красуцкий. — Или внука — кого они там запрограммируют следующего.
— Всё возможно. Я могу лишь предполагать. — Дон Мигель пожал плечами. — Но если честно, всё же думаю, они больше не станут делать подобный эксперимент. Все мои работы уничтожены, Войцех, а я правильно понимаю, ты за ними?
Человек в кресле с пистолетом не стал ломать комедию и открещиваться, хотя и вслух подтверждать не стал.
— Да, конечно, вы думаете пытать меня, — продолжил профессор. — Ломать дочерью и внуками, убивая их, разрезая на кусочки. Или хакнете меня ментально… — Из его груди вырвался тяжёлый вздох. — Сочувствую, Войцех, но ничего не выйдет. У меня гипноблок. Как только я начну колоться — превращусь в растение.
— Любой гипноблок можно обойти, — самодовольно усмехнулся человек с игольником.
— Возможно. Но только я не буду рисковать своими внуками.
— А если им НИЧЕГО не будет? Впился Войцех в него глазами. — Мы не звери, дон Мигель. А лично меня вы прекрасно знаете — я тем более не скот и не животное, как Веласкесы. Я видел ваши глаза, профессор. Вы не хотели покидать бункер. Не хотели этой зачистки. Вы глазами, но пытались предупредить, надеясь, что кто-то да поймёт. Просто не могли ни на что повлиять. Конечно, у вас наверху осталась заложница, пикни вы — никого бы не спасли, но дочь при этом те стервы того… — Войцех сделал жест, означающий отрезание головы. — Просто нас зачистили бы раньше, и вся разница.
— Отомстить Веласкесам? — грустно усмехнулся профессор.
— Почему нет? Мы не чудовища, повторюсь.
— Да, конечно, не чудовища, — согласно кивнул дон Мигель. — Организовать нападение на беременную на последних сроках, чтобы забрать её чадо для исследований — это отнюдь не чудовищный поступок… — иронично потянул он.
Войцех нахмурился, но ничего не сказал. Он не участвовал в той операции, и даже не знал о ней. Но краем уха слышал — нельзя было не услышать то, что гремит на всю Альфу. А после сложить два и два, зная, кто была та девочка объекту исследований. И парировать профессору ему было нечем.
— Мир жесток. И насколько я знаю, там все в итоге остались живы, — попробовал «разрулить» он, понимая фальшь аргументов. — А негодяи-исполнители даже покараны.
— Не буду спорить, — примирительно покачал головой дон Мигель. — И ты прав, я не мог повлиять на вашу гибель. Но знаешь, я долго думал, и пришёл к парадоксальной мысли. — Лицо старого профессора посветлело. — Я не одобряю её методов — она тварь, сука из сук, жестокая стерва. Но вот её решение ПОНИМАЮ!!!
Последнее слово он воодушевляюще воскликнул.
Лицо Войцеха изменилось, по нему прошла рябь, а глаза налились злостью.
— Значит, понимаете?
— Понимаю. Это бомба, историческая бомба, если может быть научно такое определение. Она может рвануть будущее под твоим контролем, изменив реальность, поведя естественную историю не по тому пути, что предрешён. Но при малейшем недочёте с твоей стороны, натворит таких бед, что рад не будешь, что подписался на эксперимент. Лея рискует, и серьёзно, но по внутренним ощущениям, пусть не без огрехов, с задачей справляется. Сильных огрехов — и за это в будущем заплатит, но по крайней мере из объекта исследований вырастает государственник, а это немало. Правда, будущее их клана и монархии под вопросом, но это и будет её платой за малодушие и трусость.
— А в неумелых руках, значит…
Профессор пожал плечами.
— Я не гений педагогики. И не вижу таковых среди правящей элиты. Там мрак, Войцех, порок, разврат и вседозволенность. Ты работаешь на опасного человека, человека мудрого и умного, могущественного, но его собственный сын и наследник, кто станет таким же сильным и могущественным после него… Разве может такой недоносок править страной? Недоносок, вываливающий миллиард перед всей планетой в карточной игре? Заказывающий наёмных убийц из-за мальчишеской ссоры за девочку? А теперь дай ему в гены продукт нашего эксперимента — и мы увидим Венеру, залитую кровью! Нет, Войцех, чем дальше — тем больше я согласен, мои работы должны быть уничтожены. Хуан ходит по краю, и еле-еле справляется, не иначе божественное вмешательство. Но мы не знаем, какого монстра создадим завтра с другими входными данными. Да, отвечу на твой незаданный пока вопрос, это правда. ВСЕ-ВСЕ мои исследования и записи уничтожены. Остался всего один экземпляр, один единственный носитель знаний. — Он постучал себя по виску. — И я не передам вам эту информационную капсулу.
Знакомый незнакомец в кресле какое-то время молчал, переваривал. Попробовал пободаться:
— А если всё не так? И следующий испытуемый будет окружён лучшими педагогами, работающими по утверждённому заранее на годы плану? Если не как она, если вырастить на самом деле умного и развитого человека?
Профессор усмехнулся:
— А кто задаст критерии программирования? Сейчас они хотя бы желают блага моей стране. Целой стране. И у них получается. А ОН будет хотеть блага только себе и своей, программирующей его, корпорации! Нет, Войцех, не убедил.
— А если не добровольно, по-плохому? — выдавил незнакомец кривую насквозь фальшивую усмешку, ибо понимал её глупость.
— Боже, какие же вы предсказуемые! — В голосе старика проступила насмешка. — Войцех, разреши я тебе кое-что поставлю. Убери пистолет, я старый больной человек, ты — молодой полный сил кабан, не успею я подать сигнала тревоги. Да и, как подозреваю, никакой сигнал сейчас за пределы дома не уйдёт.
Судя по лицу Войцеха, да, это так. Не успеет и не уйдёт. Профессор поднялся, вручную включил настенный терминал и открыл свою папку со скачанными медиа.
— По-плохому… Не пугай, сынок. Я ничего не боюсь. Но хочу, чтобы перед моей смертью ты ПОНЯЛ. И ты, как понял я — одному мне тяжко нести бремя такого знания. — Обернулся, пронзил собеседника взглядом, и тому от этого колючих глаз щуплого профессора стало не по себе. — Я готовился к вашей акции последние два года, — признался он. — И знаю — не жилец. И ОНИ, — абстрактный кивок в сторону, — наверняка не поймут. Но ты — должен!
И включил… Музыку. Запись. С концерта.
— Это «Атлетико», три месяца назад, — пояснил для знающего про объект собеседника, но явно не следящего за его жизненным путём так подробно, как он сам. — Знаковый концерт! Ибо первый. Семьдесят тысяч человек, собранных за три дня, и журналисты посчитали это провалом. Как тебе музыка, нравится?
Войцех скривился.
— Дрянь, если честно. Слишком скрипучая и… Громкая.
— Согласен, на любителя, — кивнул дедушка. — А если так? — Он выключил звук. Вернулся, сел в кресло. — Смотри, Войцех. Не слушай, а именно смотри. За лицом, за подачей. Сколько экспрессии! Сколько эмоций! Никто из тех, кто находился в тот вечер на стадионе, не написал негативной рецензии. И дело вовсе не в покровителях –с Сантана и Феррейра никто не захочет конфликтовать серьёзно, да, но даже эти имена не спасут от вала недовольных, если такие будут. Но нет, отзывы только положительные! И для семидесяти тысяч очень много, как будто после дерби «Реал» — «Атлетико» на полумиллионном «Насионале». Хотя знаешь, я слушал внимательно. Я ещё кое что понимаю в музыке — дочь училась в музыкальной школе, так вот, ни черта нет в этой группе! Ни особых талантов в исполнении. Ни годного сопровождения — то есть они не композиторы, не юные Моцарты. И даже слова… Так себе. А тут вообще каверы. И при этом их вокалист умудряется безбожно фальшивить. «Безбожно», Войцех, это когда даже я, не обладатель музыкального слуха, различаю сие без прекрас, находясь на другой планете. Но зал в экстазе! Почему так?
