— Нет, — говорил Жак, каждый раз услышав подобные возражения. — Гитлер не виноват — он лишь взывал к чувствам, присущим немцам от природы. Этот народ заслуживает одного — забвения в пучинах истории!
Подобные слова он повторял снова и снова, по делу и без дела. Из-за подобных взглядов Жак слыл сумасшедшим. Несмотря на это, Мари частично разделяла точку зрения деда. Два года назад она ездила в Германию с родителями. Возможно, на неё оказали влияния слова Жака, произнесенные им ранее, но Мари не могла избавиться от ощущения некоторого высокомерия, присущего немцам во время общения с французами.
Анри закончил крепить сосну и отошел в сторону, удовлетворенно потирая руки.
— Ну как? — спросил он, повернувшись к Мари.
— Красавица, — слабо улыбнулась девушка.
— Давайте ребята, наряжайте! — обратился Анри к Жанне и Жульену. Дети оживленно принялись развешивать игрушки на ветках.
— Мари, не хочешь помочь брату и кузине? — спросил Анри у старшей дочери.
Девушка уже собиралась встать, как вдруг её взгляд упал на лицо старика Бюстьена. Глаза Жака блестели от слёз, на лице застыло каменное выражение, губы превратились в две бледные полоски. Старик поднялся и заковылял в сторону своей комнаты. Мари обеспокоенно проводила его взглядом, повернулась к отцу.
— Нет, папочка, Жульен и Жанна прекрасно справятся без меня, — ответила девушка.
— Бездельница, — шутливо пожурил дочь Анри. — Если понадоблюсь, я на кухне.
Мари кивнула и, как только отец ушёл, бросилась вслед за дедом. Девушка предполагала, что Жак догадался о соглашении между сыном и невесткой. Должно быть, он чувствует себя преданным самыми близкими людьми. Мари следует попытаться утешить дедушку.
Она тихонько постучала в дверь к старику Бюстьену, приоткрыла её.
— Можно войти? — спросила Мари.
— Заходи, — коротко ответил расстроенный Жак. Он сидел у окна и смотрел, как по земле стелился снег. Взгляд Жака был отстранённым, неземным. Казалось, старик где-то далеко от Марселя — в джунглях Амазонки, на вершине Гималаев — во времена, когда сила не покинула его рук, а мысли не сбивались и не путались, сохраняли ясность и порядок.
— Ну как ты? — участливо спросила Мари.
— У? — промычал Жак, возвращаясь на грешную землю.
В этот момент крамольная мысль закралась в голову Мари: «А может ему и правда будет лучше в доме престарелых?»
— Почему ты ушёл? — спросила Мари.
— Сосна, — пробормотал Жак. — Она навеяла неприятные воспоминания. Уж очень похожа на ту, другую, — старик всхлипнул, по щеке покатилась слеза. — Как же давно это было…
— Хочешь рассказать? — Мари взяла стул и села напротив деда.
— А ты готова к настоящей истории, Мари? — глаза Жака вспыхнули, он пристально посмотрел на внучку. — Я боялся доверить её кому-либо, долгие годы хранил в тайне. Решил унести с собой в могилу. Может так будет лучше?
Мари взяла Жака за руку, сжала кисть старика своими маленькими ладонями.
— Рассказывай, я хочу послушать её.
Жак зажмурился, крохотные слезинки медленно скатились по щекам, оставив тонкие, переливающиеся дорожки.
— Для меня история началась в тридцать пятом году, — глубоко вздохнув, начал Бюстьен.
4
Лето 2006 года, Россия, Калининградская область.
Константин Шорохов, двадцатисемилетний русоволосый парень среднего роста, подходил к своему подъезду, когда ему на глаза попался шикарный черный Мерседес. Никто из местных не мог позволить себе такой автомобиль.
«Люди Костромы», — смекнул Костя.
Вместо того, чтобы войти в подъезд, Шорохов повернул к почтовым ящикам. Краем глаза он поглядывал на Мерседес. Стекла автомобиля тонированные, различить фигуры водителя и возможных пассажиров Шорохов не смог. Он открыл свой ящик, продолжая коситься на Мерседес, с удивлением обнаружил внутри письмо.
Большой красивый конверт, облепленный марками. В графы конверта аккуратным женским почерком вписаны миниатюрные французские буквы. Костя бросил короткий взгляд в сторону Мерседеса, спрятал письмо под мышку и направился к своему подъезду. Внутри он никого не встретил, бегом поднялся к себе на этаж и возле двери своей квартиры увидел здоровенного коротко стриженого амбала с квадратным лицом. Костя замер. Амбал ухмыльнулся.
— Шорохов? — спросил он.
— Вы обознались, — ответил Костя и, обойдя бандита, решил подняться на следующий этаж.
— Шорохов, — уверенно повторил амбал. Его тяжелая рука легла на Костино плечо. — Кострома велел с тобой поговорить, — здоровяк исподтишка ударил Костю по правой почке. Не готовый к такому повороту событий Шорохов согнулся, прижался к перилам. Бандит пятерней схватил его за волосы, потащил вверх.
— Слушай сюда. Кострома человек серьезный, долгов не прощает, — прошептал здоровяк Косте на ухо. — Срок вернуть бабло — неделя. Попробуешь смыться и ты покойник. Про нас не забывай, будем наведываться. Поэтому чаёк, кофе, коньячок дома чтоб были. Усёк?
Амбал толкнул Костину голову вниз, врезал коленом в пах Шорохову.
— Ну, будь здоров, — непринужденно насвистывая, бандит вызвал лифт и уехал. Только после этого Костя нашёл в себе силы распрямиться, подобрать с земли упавший конверт, отомкнуть квартиру и ввалиться внутрь. Как он добрался на кухню, Шорохов не помнил. Костя окончательно пришёл в себя только после того, как приложил к почке лед.
«Влип, так влип, — подумал Шорохов. — Боюсь, не выкручусь».
Немного посидев с закрытыми глазами, Костя отложил лёд и пошёл в туалет. Мочиться было больно. На мгновение обеспокоенному Косте показалось, что в моче кровь, но присмотревшись, он убедился в обратном и успокоился. Закончив, он вернулся на кухню, достал из кармана сигареты и закурил. Впервые за свою жизнь Шорохов подумывал о самоубийстве. Деваться ему некуда, пойдёт в милицию — у Костромы и там люди. Собрать нужную сумму за неделю не получится. Единственный выход — набрать ванну теплой воды, порезать вены и уснуть.
Затянувшись, Костя немного успокоился. Снова взглянул на конверт. По-французски он не читал лет пять, но кое-что помнил. Потушив сигарету, Костя сходил в спальню, вытащил из книжного шкафа словарик, вернулся обратно, открыл конверт, достал письмо и стал читать.
Суть он уловил сразу. Некая Мари Бюстьен, уроженка Марселя, приглашала его к себе в гости. Оказывается, Андрей Шорохов, Костин дед, был хорошим знакомым Жака Бюстьена, деда этой француженки. Они оба замешаны в какой-то неприглядной истории, о которой Мари хотела поговорить с Костей с глазу на глаз. В самом конце речь шла то ли о наследстве, то ли о долгах, Шорохов не разобрал. Одно предложение в письме приковало его внимание. «Ваше проживание и питание я готова оплатить», — писала Мари. Костя проверил ещё раз, воспользовавшись словарем. Он не ошибся.
