Однако пассы, которые творил волшебник-недоучка, были знакомыми, и Черон нисколько не удивился, когда в середине пентаграммы возникло пятно света.
Сначала стены, находившиеся позади узора, задрожали, словно воздух в комнате вдруг раскалился и поплыл, потом в центре образовался черный провал, сменившийся мутным облаком.
Оно закрутилось, и во все стороны мощными потоками потекла магическая Сила. Она не коснулась ни стен, ни книг, но смела стоявшего на ее пути юношу. Тот, не устояв на ногах, отлетел к полкам. И вот в комнате появилась смутная фигура. Она была полностью черной, как будто состояла из Первозданной Тьмы, и очертаниями напоминала очень высокого широкоплечего человека.
Внезапно прозрачная стена, о которую чародей все еще бездумно опирался руками, прогнулась, мелко-мелко задрожала и исчезла. Но маг не торопился войти внутрь. Магическое существо стояло неподвижно, а с пола медленно поднимался, охая при каждом движении, ученик. Черон осторожно шагнул в комнату. Он видел, что за демоном еще не закрылась дверь, ведущая в мир, откуда тот пришел, и попытался в нее заглянуть, но разглядел лишь тьму, а Сила, которая все продолжала изливаться тяжелыми струями, причинила магу почти физическую боль.
Он свирепо взглянул на ученика:
— Ты что натворил, сумасшедший?! Что это такое?
Ученик горделиво посмотрел на учителя:
— Теперь я свободен от тебя. Это мой личный демон, и он будет служить только мне. Он научит меня тому, чего ты и не знаешь. И я стану самым могучим магом в этом мире. — Он обернулся к вызванному демону: — Слуга! Убей этого глупца.
Черон, умело направив энергию, идущую из портала, мигом поставил щит — с демонами надо держать ухо востро. Мерцающий кокон окутал мага.
— Ты сам глупец-
Волшебника прервал хохот. Это было ужасно, как будто само царство демонов хохотало в тысячу глоток. Многоголосый хор ударил по ушам. Детский невинный смех, торжествующий рев воинов, идущих на битву, злорадный смешок правителя, скинувшего с трона престарелого соперника, смех влюбленных и дребезжащее хихиканье старцев, пораженных слабоумием. В него вплетались и завывание зверей, и гомон птиц. Но смех не вызывал радости, а наоборот, отнимал ее. Отвратительный гомон пробирал до костей, вызывая ощущения то холода, то жара, порождая сразу множество противоречивых чувств… Черону казалось, что еще чуть-чуть, и он сойдет с ума.
Но когда оставалось всего одно краткое мгновение до того, как разум покинул бы чародея навсегда, смех замолк.
— Что это было? — пролепетал ученик.
У него подкосились ноги, и он, сидя на полу, расширившимися от ужаса глазами смотрел на демона, которого сам вызвал из Тьмы.
Кошмарная темная фигура внезапно зашевелилась, сделала шаг и оказалась за кругом, который, по мнению юноши, должен был удерживать ее. Ученик испустил слабый вопль ужаса.
— Но почему? — простонал он.
Это были его последние слова. Он вдруг взлетел к потолку и рухнул на пол. Раздался хруст, и юноша, который мог стать великим чародеем, отправился в Страну Мертвых, а в его открытых глазах навсегда застыл вопрос, на который ему не суждено было найти ответа.
Тотчас же маг почувствовал, что его волшебный щит прогибается под страшным напором чужой Силы. Он вспомнил про свиток, лежавший за пазухой, и быстрым движением вытащил его. Миг, когда прозвучало последнее слово заклинания, начертанного в свитке, совпал с мигом, когда разлетелся вдребезги щит. И для Черона наступила тьма.
Осенний холодный ветер кружил листья и резко стучал в окно, затянутое бычьим пузырем. Но в камине весело потрескивали поленья, и в таверне было даже жарко. В это позднее время посетителей оставалось еще довольно много, и в помещении стоял тихий гул. Невдалеке от очага расположился путник, перед которым стоял кувшин вина и лежал огромный свиной окорок. С первого взгляда было ясно, что этого человека не интересовало все происходящее вокруг: чужие разговоры, игра в кости или пение неумелого певца, развлекавшего публику. Он лишь изредка прикладывался к вину и как бы нехотя кромсал окорок кинжалом, отправляя ленивым движением кусок в рот. Медленно пережевывая мясо, он смотрел на огонь и думал о чем-то своем.
Из глубокой задумчивости путника вывел громкий звук — так мог ударить по столешнице тяжелый меч, опущенный на нее с большой силой.
Бросив рассеянный взгляд на соседний стол, путник увидел длинный широкий клинок с массивной рукоятью, а подняв глаза, узрел и хозяина меча: высокого, широкоплечего, в засаленных одеждах из козьих шкур, препоясанных ремнем из воловьей кожи толщиной в палец с круглыми металлическими заклепками.
Лысый тавернщик угодливо склонился перед новым посетителем, который заказал пару кувшинов можжевеловой браги, отличавшейся резким вкусом и исключительной крепостью.
Но не грандиозное количество заказанной выпивки удивило путника. На широком запястье великана красовался серебряный браслет, и путник нисколько не сомневался, что уже где-то видел его, только никак не мог вспомнить, где именно.
Он зажмурился, пытаясь освежить память, и она тут же услужливо подсказала: несколько лет назад он подарил этот браслет своему другу, с которым они вместе служили наемниками и не один раз делили последний глоток воды и кусок хлеба. Давненько это было. Потом судьба развела их, но дружбу, скрепленную кровью, забыть нельзя.
— Клянусь Хонен и Хотатом! Греттир! Это ты?! Откуда?! Вот не думал встретить тебя здесь!
— Кулл? — заорал варвар в козьих мехах. — Я думал, что ты погиб! Прошло столько безумных лет! Где ты был все это время?
Они радостно обнялись. Посетители таверны, забыв о своих делах, с удивлением смотрели на двух могучих воинов, мявших друг другу бока. Кулл, превосходивший ростом многих людей, выглядел рядом с приятелем не таким уж и высоким, а уж в плечах Греттир был явно шире. Но если атлант, казалось, состоял из одних мышц, то его давний друг основательно заплыл жирком. Одного взгляда на Кулла было достаточно, чтобы понять: с этим человеком лучше не связываться, особенно если он не в духе.
Греттир производил впечатление добродушного простака, однако это впечатление было весьма обманчивым: в любой драке, будь то легкая потасовка или большая битва, ему не было равных ни в силе, ни в быстроте, ни в ловкости.
Выпустив друг друга их объятий, они тут же договорились опорожнить не меньше бочонка вина и провести эту ночь за разговорами и воспоминаниями о былых временах. Но внезапно возле дверей раздался протяжный вопль:
— О-о! Люди!
Кулл обернулся и увидел невысокого человека в сером плаще. Капюшон закрывал лицо, а с поднятых кверху рук упали рукава, обнажив тонкие запястья с вспухшими венами.
