свидетельства вчерашней битвы: следы сапог виднелись в грязи, в вырванной траве, и потревоженной листве на опушке леса, и в отпечатках копыт по всей поляне. В пятнах запекшейся на земле крови.
Кэлум ненадолго остановился и, повернувшись ко мне, вопросительно приподнял бровь.
– Они были гораздо больше заинтересованы в том, чтобы добраться до тебя, детка, а не в том, чтобы выиграть бой против меня. После того как ты шагнула через край, они сели на лошадей и попытались найти другой путь вниз, – сказал он, и беглый взгляд, который мужчина бросил на меня, приобрел напряженность. – Так что это ты должна сказать мне, что в тебе такого особенного.
Мысли у меня застыли, когда я моргнула, перебирая его слова в голове. Дикую Охоту, как и стражников Тумана в Мистфеле, похоже, сильно заинтересовала моя метка.
– Не знаю, – пробормотала я, чувствуя, как в горле у меня пересохло, будто в рот насыпали песок.
Когда тебя преследуют, это плохо, очень плохо. Но я думала, что всего лишь одна из многих, которых должна забрать Дикая Охота. Но когда ты чем-то выделяешься из массы… это ужасно. Это что-то за гранью.
Я слегка покачала головой, ожидая, что Кэлум засыплет меня вопросами, но он только кивнул, как будто понял – я не смогу дать ответы. Я ничего не знала о том, почему они решили преследовать меня и оставили в покое его. Я знала только, что никогда не смогу противостоять им в одиночку. В первый раз у меня ничего не вышло, но Кэлум выстоял. В конце концов он бы проиграл, если бы Охотники не уехали. А мне был нужен кто-то рядом, кто-то, кто поможет мне сражаться, если и когда это время наступит снова.
Я нуждалась в Кэлуме гораздо больше, чем он во мне. Внутри, на подкорке сознания, меня кололо чувство вины, что я, вероятно, и его доведу до смерти, как Брана.
– И что нам делать теперь? – спросила я, чувствуя себя неловко после того, что наговорила ему у подножия утеса.
Я должна была ценить его помощь, но что-то в нем только и делало, что будило мою импульсивность.
– Держаться вместе. Пойдем вглубь страны, к Полым горам. Будем идти по ним, сколько сможем, и в конце концов выйдем к горам в Рошпаре, – объяснил Кэлум.
– Это же на другом конце королевства, – удивилась я, стараясь не думать о том, сколько недель займет подобное путешествие пешком.
– В том-то и дело. Чем больше расстояние между нами и фейри, тем лучше будет для нас обоих, – сказал он, и с каждым словом его голос звучал все более удрученно. – Но сначала нам обоим нужно раздобыть сухую одежду.
– Хорошо, – ответила я, борясь с голосом в голове, назойливо напоминавшим, что мне нельзя покидать этот утес живой.
В памяти у меня звенели слова Брана. Он так настаивал, чтобы я ни за что не давалась фейри живой. Он был в таком отчаянии, что пытался убить меня сам, едва не вонзив кинжал мне в сердце.
Если бы мы провели больше времени вместе, брат успел бы рассказать мне о том, что знал, о том, что ждет меня за Завесой.
– Пообещай мне, Эстрелла, – сказал Кэлум, подходя ко мне ближе.
Его темные блестящие глаза пристально смотрели на меня, а тело склонялось над моим, пока лоб не коснулся моего. Мужчина удовлетворенно вздохнул.
– Пообещать что? – спросила я, проглатывая нервозность, которая возникала, когда я смотрела на него.
Что-то в нем заставляло меня переживать, как будто он мог слышать мои мысли и знал, что именно тогда, когда я сомневаюсь, я делаю правильный выбор – отправляюсь с ним.
– Пообещай мне, что мы останемся вместе. Все будет хорошо, и мы найдем безопасное место и остановимся там. Но мы должны сделать это вместе – понимаешь? – спросил Кэлум с той же навязчивостью в голосе, которую я чувствовала в голосе Брана.
Я кивнула, решив свою судьбу одним коротким словом, совершенно не понимая его значения:
– Клянусь.
Кэлум шел через лес со спокойной уверенностью человека, который знает, как ориентироваться в таких местах, где все выглядело одинаковым. Я молча следовала за ним, подозревая, что мы, возможно, движемся в том же направлении, что и прошлой ночью, – обратно в деревню, к амбару, который все изменил и отправил нас в бег по кругу. С каждым вздохом я все больше сожалела о произошедшем.
Время от времени Кэлум пытался задать мне вопрос и начать разговор, но в конце концов устал получать односложные ответы. Он настороженно изучал меня и, мне казалось, считал, будто я могу просто лечь посреди леса и навечно заснуть. Справедливости ради, когда меня накрывала волна слабости, именно этого мне и хотелось.
– Он бы не хотел, чтобы ты сдалась, – сказал наконец Кэлум, признав, что мы оба понимали, что заставляет меня хранить молчание.
Горе. Оно поглотило меня целиком. Я считала, что виновата в смерти Брана, и эта мысль тяжелым грузом давила на плечи.
– Ты ничего не знаешь о моем брате! – рявкнула я.
В голове у меня всплыла картина: как Брана мучило чувство вины, когда он вскинул вверх руку с кинжалом, готовясь вонзить его мне в сердце. Я не знала, что́ Кэлум видел на утесе до того, как вмешался, не знала, заметил ли он, что Бран собирался убить меня, но понимала: у моего брата были секреты, которыми он со мной не делился.
– Если бы мне посчастливилось иметь сестру, я бы защищал ее ценой всего, что у меня есть. Даже ценой собственной жизни. Лишь бы она не погибла. Поэтому тебе нельзя все бросить и уйти в никуда. Только не сейчас, когда он отдал за тебя самое дорогое, что у него было, – произнес Кэлум, и его голос прозвучал мягко, несмотря на резкость слов.
Как будто он знал, что ему нужно смягчить тон, потому что я находилась уже на пределе своей прочности.
– А что мне делать, ведь он хотел, чтобы я умерла? – выпалила я, прежде чем успела подумать.
Как только эти слова слетели с моих губ, я тут же пожалела о них и зажмурила глаза, ругая себя за глупость.
Я нуждалась в Кэлуме, а теперь этими словами могла заставить его еще больше думать, будто со мной что-то не так. Я сделала большую глупость.
– Что? – спросил Кэлум почти беззвучно и резко остановился, словно натолкнулся на препятствие.
Сжав кулаки и стиснув зубы, он посмотрел на меня своими темными глазами.
– Он
