Что ж, давай попробуем завести себе ангелов-хранителей в этом славном городе.
Глава 21
Не так уж просты были купчишки, банкиры и главы гильдий. Окажись они просты, никогда не стали бы городскими нобилями. Как ни был красноречив монах, как ни говорил им о важности рыцаря Божьего, что он теперь еще и родственник графа, не хотели они давать пять тысяч золотых без обеспечения. Поручительство старого епископа хоть и помогало в деле, но не слишком. А с другой стороны, совсем ничего не дать они не могли. Особенно после того, как монах напомнил отцам города, что господин фон Эшбахт может легко выставить триста добрых людей в броне, с железом и огненным боем, таких хороших, что городскому ополчению до них далеко будет. Тут, конечно, нобилям ответить оказалось нечего. Учитывая тот факт, что город за последние десять лет осаждался дважды, не было здесь человека, который не понимал бы, что всем нужны хорошие друзья, особенно такие, у которых есть триста добрых и крепких людей с сержантами и офицерами вместе.
Дали ему денег под великий процент, под четыре сотых в год. Всего тысячу двести гульденов, но дали. Бумаги составляли и считали монеты весь день без обеда. К вечеру все было готово, Максимилиан и Увалень оттащили два тяжелых мешка из ратуши к коновязи. Волков шел позади них. Он был доволен. Золото!
Ничего лучше, чем трактир «Веселая грешница», Сыч не нашел. Трактирчик этот был не бог весть что, но именно его посоветовал землемер Куртц. И гостей пришло намного больше, чем планировал пригласить Волков. Зато гости собрались как раз такие, как надо: офицеры, сержанты, корпоралы и старшины из ландскнехтов его величества императора, что служили в Южной роте Ребенрее. Некогда это были грозные воины, а сейчас все они стали почтальонами и таможенниками, счетоводами в имперских складах и писарями при государевых службах.
И среди этих резаных, колотых и увечных людей, прошедших тяжкие горнила войн, Волков и все его офицеры чувствовали себя прекрасно. Не то что среди спесивой знати. Это были его люди, с ними он с удовольствием пил, им он заказывал самые лучшие кушанья. И пиво, и вино лилось в тот вечер рекой. И Волков им нравился, он чувствовал их приязнь. Кавалер не скрывал, что начинал простым солдатом, и ему было приятно видеть удивление на лицах этих смелых людей, когда они узнавали об этом. Этим людям он нравился не потому, что угощал их, а потому, что являлся одним из них, вышел из них и по-прежнему не чурается их общества.
Кавалер был пьян и весел, орал вместе с ними тосты за здравие императора, кричал во славу Имперскому домену, родине всех ландскнехтов. А еще и пел с ними похабные солдатские песни. Он смеялся с ними, когда они желали ему ехать домой и как следует натянуть графскую дочку, раз пришелся такой случай, и он обещал так и сделать.
После того как все разбрелись, Волков и его офицеры сели на коней и поехали по ночному Малену к резиденции графа. Кавалер ехал и все еще улыбался, вспоминая веселый вечер. Да, он потратил на это уйму денег, но и черт с ними, денег у него дома мешки стоят. Главное теперь, что, если герцог фон Ребенрее решит собрать здесь, в Малене, ополчение, мало кто из местной роты ландскнехтов встанет под его знамена. Не пойдут солдаты против собрата. Ну, во всяком случае, не все.
Он поймал какого-то лакея, что еще не спал, и потащил к себе в спальню, чтобы тот помог снять сапоги, за что лакей был премирован талером от щедрот зятя графа. Естественно, они немного пошумели, роняя на пол и меч, и сапоги, и стул еще, чем разбудили госпожу.
Госпожа фон Эшбахт выразила недовольство, что господин фон Эшбахт ее будит посреди ночи. Но сделала она это зря, так как господину фон Эшбахту было плевать на ее недовольство. И он, узнав, что жена не спит, сообщил ей, что намерен взять то, что принадлежит ему по праву, даже если госпожа фон Эшбахт и окажется тем недовольна.
Госпожа фон Эшбахт пыталась отказаться от чести, сказав, что это ей не по нраву и что она хочет спать. Но господин фон Эшбахт сообщил жене, что ему все равно, что она сейчас хочет, пусть она даже спит, если ей так будет угодно, а он будет делать то, что ему советовали господа ландскнехты его величества из Южной роты Ребенрее.
Госпожа фон Эшбахт поинтересовалась, что же посоветовали господину фон Эшбахту его дружки и собутыльники, бродяги и ландскнехты его величества. На это господин фон Эшбахт отвечал ей, что добрые и набожные господа-ландскнехты посоветовали ему как следует натянуть графскую дочку на то, что другим человеческим дочерям по сердцу, и он это сделает, даже если графской дочери это будет немило. И госпожа фон Эшбахт, услышав непреклонный тон господина фон Эшбахта, смирилась с участью своей и принимала его покорно, даже когда почувствовала, что от господина фон Эшбахта несет как от пивной бочки.
Уехать с рассветом, конечно же, не получилось. Начали грузить приданое жены, так телег не хватило. Пришлось посылать людей в город для найма дополнительного транспорта. Мебель, посуда, спальные принадлежности, одежда, материя, еда, вино – все это таскалось и пересчитывалось. Управляющий для этого приехал из поместья графа, он сообщил Волкову, что скот и восемь крепостных-дворовых, четверо каждого пола, положенные по брачному контракту за Элеонорой Августой, уже направлены в поместье Эшбахт.
– А деньги? – спросил Волков, осматривая отличную медную посуду для кухни, что укладывалась на телеги. – Когда мне передадут золото, что причитается за женой, и серебро ей в содержание?
– А про это мне неведомо, – заявил управляющий. – То не ко мне, то к молодому графу. Я только за скот, крепостных и другое грубое имущество отвечаю.
Кавалер пошел разбираться, а Теодор Иоганн, девятый граф фон Мален, его не принимал. Граф почивать еще изволил. Юная жена графа сообщила, что он может так и до обеда проспать.
Раз речь шла о золоте, ни о какой вежливости и манерах кавалер и думать не желал. И он зло велел лакею:
– Ступай проси графиню графа будить. Скажи, что мне ждать до обеда недосуг, желаю отъехать скорее.
Лакей ушел и вернулся, сообщив, что граф примет посетителя.
Но ждать пришлось почти час. Уже все было погружено. Серебряный сервиз, шубы и все-все-все было посчитано, уложено и привязано, прежде чем молодой граф вышел к Волкову в
