тем, что было, Дори потрогал Фаластура. У него был горячий лоб, и гном решил промочить его. А затем сел и начал говорить, стараясь поддержать юношу:
— Ничего, друг, рана неглубокая. Ты выживешь. И напишешь много произведений! Они будут красивые, а ты будешь известным. Знаешь, а я ведь краем глаза заметил, что ты вчера двух орков убил! Молодец! Теперь ты настоящий воин!
Фаластур никак не отозвался. Дори ещё посидел и продолжил:
— Знаешь, мы гномы тоже умеем петь о любви. Есть такая песня — про Дахура-кузнеца и Данаю. Я тебе её сейчас напою, — и он начал негромко петь песню, услышанную в Ривенделле.
Когда Дори закончил, то всё-таки уснул…
… и проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо. От неожиданности он отпрянул и выдернул было меч из ножен, но увидел перед собой гнома в доспехах, который успокаивал его:
— Всё хорошо, парень! Свои! Опусти меч!
Тяжело дыша, Дори опустил меч и внезапно выступивший пот со лба.
Он спросил:
— А где Фаластур? Как он?
Гном показал куда-то назад:
— Ты про того парнишку? Им уже занялись. Сейчас ему обработают рану и отвезут куда надо. Ты молодец! Но где твой отряд?
Дори опустил глаза:
— Это всё из-за проклятого золота. Пока гномы начали спорить, кому оно достанется, пришли орки. Нам пришлось беж… отступить. Мы дошли до вершины горы, но всех перебили. Только вот мы вдвоём остались.
— Мдааа…. Ситуация. А ты как выжил?
Дори пожал плечами.
— Видимо, меня просто оглушили, и я позже очнулся… Не знаю, сколько времени прошло. Посмотрел — никого из живых, только друг — еле дышит. Я его взял с собой, и мы двинулись обратно. Я надеялся добраться до своих.
Гном похлопал его по плечу и сказал:
— Ладно, это всё позади. Меня зовут Фьёрин, я десятник этих ребят. Иди к ним, они накормят, обогреют, подскажут, куда тебе дальше идти.
Дори кивнул и на всякий случай пошарил по карманам и сумкам. Компас был при нём, и гном облегчённо вздохнул. А ещё заметил, что при нём трубка и кисет, про которые он совсем забыл. И что бы вы думали? В кисете было немного табаку! На Дори нахлынули воспоминания о первой встрече с Грором, и он усмехнулся.
— Вот же ты, шельма, Грор, орк тебя раздери! Вот же молодец! — и начал раскуривать трубку.
Тем временем время шло, и гномьи войска, развернувшись во всю силу, тараном двигались вперёд. Особенно отличались гномы из кланов Черновласых и Железноруких, сражаясь как львы или медведи, не щадя ни врага, ни себя, первыми бросаясь в атаку.
Дори и Фаластур, наверно, неделю пробыли в лагере. Дори чувствовал себя хорошо, но всё притворялся, что у него болит и кружит голова. Тем самым он оттягивал время, ухаживая за бардом. Тот, надо сказать, довольно быстро пошёл на поправку и вскоре начал утверждать, что обязательно пойдёт с Дори в бой. Сам же гном мысленно желал, чтобы этот белокурый юноша поскорее возвращался домой, подальше от войны.
Так или иначе, через неделю Дори всё-таки опять отправили в бой, а Фаластуру нужно было ещё восстанавливаться.
Казалось, сам Дурин благоволит войску гномов, потому что они неудержимо двигались вперёд, несмотря на ухищрения и засады орков. Ту залу с проклятым золотом, где на Дори и его товарищей напали орки, гномы позже заняли, только золота там уже не было.
Орки бежали, иногда оставляя раненых и убитых. Периодически гномам удавалось вызволять сородичей, взятых в плен.
Таким образом, к концу августа северный поход гномов (как его позже окрестят Великий Северный Поход) подошёл к своей кульминации. Гномы обложили Гундабад со всех сторон, перекрыв горные и подгорные тропы, и заблокировав ворота города на поверхности. На удачу гномов, ангмарцы были заняты полками арнорцев. Король Язанд сдержал своё слово и двинулся на север. Доходили слухи, что где-то в Южном Ангмаре были столкновения или даже битвы с арнорцами, но конкретный исход не был ясен. Тяжёлые полки арнорцев не могли гоняться за лёгкой конницей и пехотой ангмарцев, а те в свою очередь не могли нанести существенного урона.
Гномы поставили лагерь перед стенами Гундабада и обнесли его деревянными стенами. Также они выкопали ямы, поставили заграждения, дозорные посты по всей долине перед воротами. Собралось большое количество воинов, около тридцати тысяч. Гномы торопились с построением укреплений и осадных орудий, но не торопились со штурмом — король Даин опасался удара в спину от ангмарцев, надеясь к тому же взять крепость измором.
Однажды вечером Дори сидел на небольшом пригорке, курил трубку и смотрел на Гундабад. Да, от былого величия мало что осталось. Долгие века крепость то пустовала, то была в руках орков и всякой нечисти. Стены города по большей части ещё хранили крепость гномьего камня, но местами обвалились и были по-грубому заделаны камнями и глиной орками. Черепица на крышах перемешивалась с соломой и деревянными прутьями. Зрелище было так себе. Хотя, именно это место долгое время оставалось одним из средоточия, пожалуй, кровных противников гномов.
Наш герой сидел и размышлял о том, сколько работы, наверно, предстоит, чтобы вернуть священному городу его былое величие, как вдруг его кто-то хлопнул по плечу. От неожиданности он чуть не подавился. И услышал сзади знакомый задорный голос:
— Ты там трубку-то случайно не проглоти!
Это был Ори.
— Ори! Дружище! — Дори подскочил и от радости крепко обнял друга. — Сколько лет, сколько зим! Слушай, я так рад видеть тебя живым и здоровым!
Ори отмахнулся:
— Ой, да что со мной будет? Я уж не думал тебя увидеть! Ты, вон, слинял тогда, и всё — с концами!
— Слушай, это вообще очень долгая история. Вообще-то, я тогда не хотел уходить. Но был приказ…
— Да ладно! — примирительно ответил друг. — Пойдём к нашему костру! Встретишься со старыми товарищами!
У Дори глаза заблестели от счастья. Пока они шли, Ори рассказал, что Азагхала повысили до сотника, а он по-прежнему, как и простые воины, спит на земле и по вечерам сидит с ними у костра. Правда, дел прибавилось, поэтому он уже не гоняет бойцов каждый день, но всё в такой же форме и, когда может, приходит на тренировки.
— Да, Азагхал всегда был фанатичным…
— Это называется «дисциплина», — поднял палец вверх Ори.
Оба друга улыбнулись. Ори оживлённо добавил:
— А ещё знаешь что? Не, ты не поверишь, кого я встретил! Он вместе с нами пошёл на войну! Хотя… чего я говорю —
