Ознакомительная версия.
Мать посоветовала бы оставить припарку до утра, но был седьмак, и рот наполнился слюной при мысли о Даянии.
Он сдвинул служивший дверью сломанный стол ровно настолько, чтобы открылась щель, и выскользнул из Терновника; затем вернул стол на место, прикрыв небольшой входной проем в закутке, который находился за самой здоровой мусорной кучей.
Потом пошел на полусогнутых – свиной корень вымахал достаточно, чтобы скрыть его полностью. Сорвал на ходу несколько листьев, размял и втер в одежду, чтобы освежить запах. Она уже сделалась почти черной и представляла собой наполовину материю, наполовину смолу.
Он обошел замаскированную яму для демонов и ловко перепрыгнул через растяжку, после чего задержался и осмотрел из-за побегов местность.
Недрил не было.
Он двинулся по дороге мимо темных и безмолвных домиков, обитатели которых давно уснули крепким сном. По поселку шастали демоны, но Черныш изучил их повадки и оставался, как правило, незамеченным.
Те немногие недрилы, что принюхивались, спешили отвернуться, часто – с чихом. Похлебка из свиного корня – его обычный обед – насыщала запахом даже дыхание и пот, которые отпугивали подземников. А те, что замечали его, предпочитали не связываться, если он сдуру не подходил слишком близко.
У Праведного дома их было погуще. Двор заливал свет фонарей, который отвлекал демонов от поселка. Недрилы кружили вокруг меченой стены, то и дело порождая вспышки магии остервенелыми наскоками.
Отдельные недрилы держались подальше, но стая могла взять его в кольцо и действовать агрессивнее.
Но по другую сторону от демонов лежали хлеб и эль.
«Смелее надо быть, – сказал отец. – Когда я учился в шарадже, излишне робкие оставались голодными».
Во время службы на седьмак рачитель возлагал на алтарь Даяние: теплый, прямо из печи, каравай и еще дымящийся эль в крытой кружке. В посуде вытравливались древние защитные метки, которые сохраняли утешительные и питательные дары для всех, кто мог прийти в Праведный дом в поисках убежища.
Через день хлеб зачерствеет, а эль выдохнется, но в первую ночь…
У него снова потекли слюнки. Корочка захрустит, мясо окажется нежным. Эль порадует горло щекотными пузырьками. Вкус был такой, что ближе к Небесам Черныш вовек не оказывался.
И вот он раз в неделю приходил к Праведному дому, хотя и не для молитв. Отец взъярился бы от такой непочтительности, но он был мертв и больше не мог браниться. Черныш понимал: Создателю неугодна кража даров из убежища. Но что он видел от Эверама, кроме гибели близких? Хлеб с элем едва ли возмещали ущерб, но по сравнению с холодными овощами и сырым мясом, которыми обычно питался Черныш, они казались пиром, и ради него стоило рискнуть и встретиться с парой недрил.
Пригнувшись, Черныш обходил стену, пока не перестал быть виден в окно. Он дождался, когда кольцо демонов разомкнется, и бросился вперед. Метки выбивались глубоко, цепляться было удобно, и он перемахнул через стену в считаные секунды, приземлившись среди надгробий, которыми рачитель помечал места захоронения пепла. Свет фонарей выхватывал выдолбленные в камне имена, но Черныш и впотьмах нашел бы могилу близких.
«Я тоскую по вам», – подумал он и провел пальцами по зарубкам, которые делал в счет каждой прошедшей со времени их смерти зимы. Их набралось девять. Лики родных расплывались перед умственным взором, но горечь и пустота утраты не уменьшились.
Держась в тени надгробий на случай, если рачитель тайком следит, Черныш пересек двор. Секунда – и он уже повернулся к Праведному дому спиной, осторожно подбираясь к тому месту, где крыло соединялось с основным зданием, образуя букву «L». Низко расположенный подоконник окна первого этажа – идеальная площадка, с которой можно ухватиться за следующий, выше. А дальше метки, такие же удобные для лазанья, как на стене, позволили ему без помех добраться до крыши.
Рачитель годами пытался выяснить, кто забирает Даяние. Это превратилось для них в своего рода игру. Рачитель развешивал в дверях и окнах колокольчики, но так и не сообразил, что еженедельный гость использует башню посреди остроконечной крыши, откуда звучит рог.
Черныш помедлил, обозревая Топь. В многочисленных домиках было темно, но ночь выдалась ясная, и в лунном свете он видел поселок до самой фермы Мейсена Тюка. Старик так и остался должен восемь ракушек за Майского Колокольчика, и Черныш раз в неделю взимал их молоком. «Дань» и правда не считалась кражей, а он получал возможность взглянуть на Тами. Она хорошела с каждым годом. За ней уже ухлестывали, но этим пока и ограничивалось. Он же изредка видел ее и мечтал о несбывшемся.
Вздохнув, он проскользнул в башню и тихо спустился по ступеням. Истертые башмаки были разные, но сидели прилично. Черныш без малейшего шороха миновал ризницу и вошел в неф.
По ночам перед алтарем всегда горела лампа, служа маяком, как и те дворовые, что указывали путь в укрытие. Свет падал на жертвенник и кафедру, отбрасывавшие длинные тени, которые позволяли Чернышу приблизиться к заветной цели. Он не сводил глаз с хоров, где любил прятаться рачитель, но оттуда не доносилось ни звука. Рачитель, карауля его, пил эль и к этому времени обычно уже спал беспробудным сном.
Черныш первым делом откинул крышку кружки и хорошенько приложился, щекоча пузырьками горло и смягчая спиртным боль ночной схватки. Затем потянулся к подносу с хлебом.
Крышка звякнула. Рачитель пристроил под ней колокольчик, незаметный снаружи.
Взгляд Черныша метнулся к хорам. Пусто. До тени всего несколько футов. Если поторопиться…
Но дверь ризницы распахнулась, и на пороге возник рачитель Вереск с торжествующим выражением на круглом красном лице.
Секунду они стояли как вкопанные, и рачитель округлял глаза. Его ликование сменилось потрясением.
– Терн?..
Осень 333 П. В.
Раген постучал в борт повозки, и охранник по имени Робберт, ехавший рядом, свесился к нему из седла.
– Почему стоим?
Робберт выпрямился и оглядел пробки, образовавшиеся на улицах Милна.
– День вестников, – пожал он плечами. – Наверное, пришли какие-то горячие новости с юга.
Раген ненавидел повозку. Было время, когда верхом ездил он, сопровождая грузы.
«А теперь я сам груз», – подумал уныло, взирая на растущее пузо. Он выглядел на свои пятьдесят два, но разительно отличался от себя прежнего.
В партнерстве с Кобом он разбогател, как ему и не снилось, а когда его друга и наставника унес рак, возглавил гильдию метчиков, получив абсолютное большинство голосов. Когда-то он тревожился за свою жизнь в отставке, а теперь оказался в числе самых богатых и влиятельных городских купцов.
Ознакомительная версия.
