Ознакомительная версия.
Наконец они достигли лавки Коба.
Лавка Коба.
Ныне она принадлежала ему, и Элисса хозяйничала в ней уже не первый год, но про себя он продолжал называть ее лавкой Коба и вывеску не сменил.
Звякнул дверной колокольчик, Элисса подняла глаза и просияла улыбкой, от которой уныние сняло как рукой. Став Матерью, окончив Школу Матерей и восстановившись в сословии, она теперь могла жить, как ей вздумается.
После многих лет немилости и предпочтения ее сестер вдовая мать Элиссы, графиня Треша, возобновила визиты. Она хотела приобщить Элиссу к политике и была обескуражена, когда та отказалась и выбрала промысел Рагена – метки.
Увидев, что лавка пуста, Раген перевернул дверную табличку надписью «Закрыто» и подошел к жене. Он уже шагнул к стойке, готовый обняться, но в дверь тяжело постучали. Раген обернулся в тот самый миг, когда она распахнулась и на пороге нарисовался измученный, запыхавшийся Дерек Золотник. Он был еще в доспехах, сумку вестника покрыла дорожная пыль.
– Дерек! – воскликнула Элисса. – Мы не ждали тебя до завтра.
– Гнал вовсю, чтобы поспеть раньше, – ответил Дерек. – Завтра весь город загудит. Я хотел, чтобы вы узнали из первых рук.
Раген уловил напряженность в его голосе.
– О чем?
– Ты лучше сядь, – предупредил Дерек. – И если у тебя припасен самогон из Сладкого Колодезя, самое время сломать печать.
Элисса вышла из-за стойки:
– Хватит тянуть, Дерек. Что случилось?
– У меня новости об Арлене, – ответил Дерек.
До Форта Милн дошел слух, что Арлен Тюк и есть Меченый, но Дерек знал его раньше. Они познакомились два года назад, когда Дерек служил дозорным на полустанке при золотом прииске графа Брайна, а Арлен был вестником-подмастерьем. Арлен вернулся и привел Дерека с собой, после чего тот несколько лет проработал в меточной лавке, а потом вступил в гильдию вестников. Теперь Дерек обеспечивал еженедельное почтовое сообщение между Фортом Милн и Ривербриджем.
– И что говорят? – нетерпеливо осведомился Раген. – Он жив и здоров?
Дерек покачал головой:
– Он сразился с пустынным демоном на вершине скалы. Говорят, тот предпочел не проигрывать и увлек его в пропасть.
Раген побагровел:
– Говорят? Кто говорит?
Он знал, как быстро возникают слухи, и не поверил ушам.
– Это не просто досужие сплетни, – сказал Дерек. – Граф Тамос лично написал отчет. Я видел официальную копию.
Раген метнул взгляд на Элиссу. Арлен был ей как сын. Она стояла, оцепенев и онемев.
Раген подошел к ней:
– С ним ничего не случится. Это ошибка. Арлен силен. Он умен, он не может…
Его речь пресеклась, когда он осознал горькую правду. Даже Арлен не в состоянии упасть со скалы и выжить, чтобы сложить об этом историю.
Арлен мертв. Храбрец, которому он не знал равных. Его ученик. Его метка.
Его сын.
Он пошатнулся, перед глазами все поплыло, но Элисса подхватила его и принялась гладить по голове, нашептывая слова утешения. Он думал сам подставить ей плечо, а вышло наоборот.
– Мне пора домой, – сказал Дерек, чувствуя себя не в своей тарелке. – Надо и Стэси сообщить.
Он открыл сумку и положил на стойку перетянутую шнурком пачку писем:
– Вот, почту привез.
Уложив детей спать, Элисса дала волю слезам. За ужином оба перебрали вина, и Элисса с плачем уснула в объятиях Рагена.
Его глаза оставались сухи. Какая-то часть его не верила, что он вообще способен на слезы. Когда он в последний раз плакал? Раген не знал, сохранилось ли в нем это умение.
Сейчас его охватила злость, хотя он не понимал, на что или на кого. Мышцы напряглись, как перед дракой, но противника не было – некому мстить. Арлен погиб, и ничего не исправишь.
Он долго ворочался, но сон не шел. Наконец это стало невыносимо, и он осторожно, стараясь не разбудить Элиссу, соскользнул с постели.
В столь поздний час дом был пуст и темен, ставни – наглухо заперты, чтобы не дуло холодом с гор. Но Раген в жизни не боялся темноты. Бесшумно шел он сквозь мрак, чуть касаясь пальцами стен, пока не достиг кабинета. Вошел, притворил дверь и повернул выключатель. Зажегся лектрический свет.
Дойдя до стола, он выдвинул ящик, в котором хранились остатки самогона из Сладкого Колодезя – ныне бесценные, ибо подземники растерзали тамошних жителей.
Он вскрыл прочный воск ножом и вынул пробку. Не потрудившись найти стакан, хлебнул прямиком из кувшина.
И закашлялся, выплюнув половину. Ночь, он и забыл, какое крепкое пойло!
Взял чашку, налил еще, разбавил водой. Самогон обжег пищевод, но следом пришло онемение, и Рагену хотелось, чтобы оно поскорее распространилось на все его тело.
Он увидел на столе стопку писем, оставленных Маргрит, и перерезал бечевку. Еще немного самогона, и подсчет капиталовложений погрузит его в сон.
Раген откинулся в кресле, перебирая письма. Преимущественно деловые, но были и личные. Печать на одном особо привлекла его внимание. Давно ли он вспоминал Топь?
Сломав печать, он прочел:
Вестник Раген, да благословит тебя Создатель. Искренне надеюсь, что сие послание застанет тебя в добром здравии.
Памятуя о твоих отваге и беспокойстве в ночь трагедии, уведомляю тебя, что Терн Дамадж жив – во всяком случае, был жив за несколько недель до написания сего, когда я поймал его на краже Даяния с моего алтаря. Он убежал и не вернулся.
Отрок был весь в грязи и вонял. Полагаю, он жил, как животное, на болоте и прятался от демонов в тамошней жиже. Я потратил недели на поиски либо его самого, либо логова, но болота обширны и коварны. На прошлой неделе я оступился и сломал ногу. Вынужденный прекратить мои действия, я порадовался, что остался жив.
После вторжения красийцев в Райзон и предостережения госпожи Лощины о том, что нашествие продолжится, никто из болотников не поможет мне искать мальчика, который наполовину красиец. Полпоселка убеждено, что Релан был шпионом, посланным торить путь его хозяевам из пустыни.
Прошу тебя, вестник: Терн влачит одинокое существование в открытой ночи. Кроме нас, у него никого не осталось. Любое твое содействие в том, чтобы вернуть его за метки, окупится на Небесах сторицей.
Со всем смирением,
рачитель Вереск.
Праведный дом Топи
Лактонская епархия
Год 333 После Возвращения
Раген перечитал письмо во второй раз и в третий, но его взгляд упорно возвращался к двум коротким фразам:
«Терн Дамадж жив».
«Терн влачит одинокое существование в открытой ночи».
Дверь отворилась, и вошла Элисса, одетая в домашний халат.
Ознакомительная версия.
