что твой ухажер не воспользуется своим членом, чтобы что-нибудь у тебя выпытать, взломав твою тупую маленькую башку, – сказала одна из женщин, и взгляд, который она бросила, вполне мог меня уничтожить, если бы обладал такой силой.
Я отвернулась, пытаясь не обращать внимания на злость, которой она меня облила, и найти что-нибудь более интересное для разглядывания.
– Думаю, ты просто не понимаешь, как работает человеческое тело, – заметила я, поворачиваясь к ней с сахарной улыбкой. – Он же мне не в голову проникает, когда трахает.
Несколько других меченых в повозке хмыкнули, и наружу вырвался сдавленный смех. Они посмотрели на меня так, как будто я потеряла голову.
– Значит, ты признаешь, что у тебя с ним близкая связь? – спросила женщина, скрестив руки на груди, как будто только так она и могла защититься от исходившего от меня разврата.
– Не думаю, что есть смысл отрицать это. Мы все знаем, что вы слышали наши крики, когда мы были в Калфолсе.
Я пожала плечами, изображая уверенность. Упрек в ее взгляде проник внутрь меня и осветил все темные уголки в моей голове, где скрывались сомнения, которые я изо всех сил пыталась подавить ради мужчины, который хорошо ко мне относился.
– Да ты и сама сможешь попробовать, когда обретешь свою половину. Ты просто не понимаешь, что такое секс. Наверное, поэтому у тебя такое напряженное лицо, что кажется, будто его прошили.
Она фыркнула и отвела взгляд. Эта женщина была намного старше меня, и я бы сильно удивилась, если бы у нее не оказалось мужа-человека, ожидающего ее возвращения. Как бы мне ни хотелось, чтобы мы все ладили, я считала, что этого не произойдет.
По крайней мере, пока.
Я бы даже согласилась, если бы они просто признали, что я не из тех, кем можно помыкать, и проявили терпимость, сопутствующую признанию. Тогда мы могли бы сосуществовать, пусть и не испытывая любви друг к другу.
– Да уж, мы все слышали, как ты визжишь от удовольствия, – сказала она, снова поворачиваясь ко мне с жестокой улыбкой. – То, что тебе хочется так унижаться, не означает, что остальным недостает самоуважения, шлюха, подстилка фейри.
Я склонила голову набок, изучая ее, вспоминая прошлый раз, когда это оскорбление заставило меня съежиться. Сейчас я ничего не чувствовала: ни желания уменьшиться в размерах и исчезнуть, ни ответных вспышек гнева.
– Я трахалась не просто с фейри, – сказала я, пожимая плечами и пристально глядя на нее. – Я трахалась с богом. Вспомни об этом, когда тебе в следующий раз захочется обмануться и поверить в то, что до этого у тебя была какая-то жизнь. Когда ты лежишь в постели, раздвинув ноги, а муж, которого для тебя выбрали, тычет в тебя дряблой плотью.
– Фейри не боги, – возразила другая женщина – та самая, которая упрекнула мужчину за то, что он заговорил слишком поздно.
– Странно, но он себя и чувствует именно богом, когда воскрешает мертвых или вызывает бурю, достаточно сильную, чтобы расколоть Нотрек надвое, – ответила я, повернувшись к ней.
Я не вполне понимала, зачем я так ревностно защищаю наши с ним отношения, особенно сейчас, когда я полна решимости избавиться от них. Но этот ублюдок сидел в моей голове и плыл вместе с моими мыслями даже после того, как оставил меня здесь одну. Я ненавидела его. И я хотела его. Не было в пылавшей между нами страсти никакой золотой середины, как не было и нейтрального пространства для равнодушия.
– Власть богов не имеет ограничений, – ответила она, поднимая скованные запястья. – Их не может ослабить ни железо, ни что-то столь незначительное, как любовь.
– А может, боги, в которых веришь ты, – это просто грандиозный обман, сказки, придуманные людьми, которые хотят держать тебя в подчинении в рамках созданного ими мира. Все, что я знаю, – это то, что я никогда не смогу обладать такой силой и властью, какой обладает Калдрис. У меня никогда не будет и крупицы его силы, способной вызвать зиму, не будет его власти над мертвыми. Именно это делает его богом для меня. Если Отец и Мать захотят поспорить об обратном, я буду с нетерпением ждать этой захватывающей дискуссии. Но поскольку они не тратят время на ничтожных людишек вроде меня, – я пожала плечами и ухмыльнулась ей улыбкой, словно вырванной прямо из глубин преисподней, – я прилеплюсь к тому богу, которому есть до меня дело.
– Любопытно, но он, кажется, уже потерял к тебе интерес, да? – спросил мужчина, высокомерно ухмыляясь. – А может, тебя бросили по какой-то другой причине?
– Наверное, в раю уже возникли проблемы, – сказала другая женщина, и их язвительный смех эхом разнесся по воздуху.
– Что-то никак не пойму, кто я? Шлюха, раз развлекаю его? Или я достойна жалости из-за того, что он так быстро утратил интерес? Прошу прощения, но поясните, пожалуйста, что вас больше устроит в данный момент, – сказала я, закатив глаза и вызвав смешок всадника на костяном жеребце, который тянул нашу тележку.
Женщина, сидевшая рядом со мной с суровым выражением лица, вцепилась мне в руку, впиваясь ногтями в плоть.
– Ты развратничала, из кожи вон лезла. А он тебя поимел и потерял интерес. Вот почему ты просто жалкая девка. Наверное, ты и вполовину не так хороша в постели, как тебе кажется. Поэтому он так легко бросил тебя, – сказал мужчина.
– Хочешь попробовать? – спросила я, сладко улыбаясь. – Мы даже можем сделать ставки на то, сколько времени потребуется Калдрису, чтобы убить тебя, когда он узнает, что ты прикасался ко мне.
Женщина, державшая меня за руку, изо всей силы залепила мне пощечину, от которой голова у меня мотнулась в сторону. Щеки горели, когда я справилась с шоком.
– Довольно, – вмешался Холт, придержав своего скакуна, и стал шагать рядом с телегой, пока всадник тянувшей ее лошади тоже не остановился. – Пошли, бестия, – сказал он, разочарованно вздохнув, когда просунул руку под мои подмышки и поднял меня с телеги.
Посадив меня на переднюю часть своего седла, он сделал все возможное, чтобы не касаться меня больше, чем было необходимо. Его руки сомкнулись вокруг меня, и, когда его прохладное тело коснулось моего, меня снова охватило всепроникающее чувство чего-то неправильного.
– Мне это нравится не больше, чем тебе, уж поверь, – проворчал он, слегка пришпоривая лошадь и переходя на ровный шаг. – Постарайся не двигаться слишком много. Мне нравится, когда моя голова сидит у меня на плечах. Отращивать новую – долго и хлопотно, а нам предстоит далекий путь. И у Калдриса не будет ни минутки, чтобы рубить ее, когда он вернется за тобой.
– Что, черт возьми, с ними не так? – спросила я.
В голосе у меня прозвучало разочарование, когда я повернулась, чтобы посмотреть на людей, которые, казалось,
