не сойти с ума. Она была с ним все время. Она напоминала ему о том, что было поставлено на карту. И это при том, что забыть было так легко.
– Как меня зовут? – спросила она. Так она делала каждый раз, когда приходила к нему.
Бэйл нахмурился, чувствуя страх, когда не смог сразу вспомнить ее имя.
– Все в порядке, – сказала она мягким голосом. – Дай себе время подумать.
Он сглотнул, задумался. У него в голове кружились картинки и звуки, длилось это какое-то мгновение. Но потом он снова вспомнил:
– Элейн, Элли…
Она улыбнулась:
– Очень хорошо. А других?
– Фагус, Робур, Атлас, Сьюзи…
Бэйл замолчал, пытаясь вспомнить еще одно имя.
Ее воображаемые пальцы коснулись закованной руки.
– Эллистер, – подсказала она ему без какого-либо намека на укор.
Бэйл кивнул.
– Эллистер, – согласился он. – Верно. Элейн, Фагус, Робур, Атлас, Сьюзи, Эллистер. – Он снова и снова бормотал про себя эти имена. – Элейн, Фагус, Робур, Атлас, Сьюзи, Эллистер. Элейн, Фагус, Робур, Атлас, Сьюзи, Эллистер. Элейн, Фагус, Робур…
– О боже, ты снова?
После этих слов Элли исчезла, словно песок на ветру. Взгляд тут же метнулся к двери. К стеклянной стене прислонился мужчина. Мужчина с красными глазами, чье имя тоже было ему знакомо.
– Опять это нытье. И снова эти имена! Элейн, Фагус, Робур, – передразнил его Дункан Греймс. – Ты что, все еще не понял? Это никак тебе не поможет.
Греймс опустился на один из стульев и поднял стакан с жидкостью золотистого цвета:
– Не хочешь глотнуть?
Бэйл покачал головой:
– Оставь… меня… в… покое…
– Хм, – произнес Греймс и отклонился на спинку стула. – Не думаю, что сделаю это.
Ну, конечно. Греймс всегда приходил к нему, когда они приковывали его цепями. Ему нравилось издеваться над ним.
Руки безуспешно дернули оковы, он извивался в разные стороны, но это не помогало. Он был в ловушке.
– Очень жаль, что ты больше не ценишь мои визиты, – сказал Греймс. – Мне кажется, что наше общение становится с каждым разом все напряженнее.
– Как… как часто?
– Как часто что? Говори полными предложениями, Треверс. Давай напрягись немного.
Бэйл зарычал. У него на руках появилось мерцание, которое, однако, тут же было подавлено сенсорами.
– Как часто… – выдавил он, – как часто мы с тобой уже вели этот чертов разговор?
Греймс прищелкнул языком:
– Ты всегда так расстроен. От тебя что, убудет, если ты будешь немного вежливей?
– Да пошел ты.
Греймс рассмеялся:
– Возвращаясь к твоему вопросу: может быть, три или четыре раза. – Он сделал большой глоток своего золотистого напитка. – И, честно говоря, ты не стал для меня более симпатичным. Но не беспокойся. Скоро мы будем лучшими друзьями. Просто они удерживают тебя здесь, пока не перестроится твой мозг. Еще две или три дозы, так говорит босс. Тогда тебе больше не понадобятся оковы, и мы наконец сможем перейти к проекту «Виртус».
Проект «Виртус»? Что он имел в виду? Что еще его ожидает?
– Хоторн заставит тебя искать новые рифты, – произнесла Элли-видение; она сейчас стояла за спиной Греймса и серьезно смотрела на него. – Сначала он сделает из тебя зомби, а затем снова отправит на охоту за рифтами, ты же знаешь это. А как еще ему добраться до вихря-прародителя?
Его тело дрожало. Он устремил взгляд на Греймса, который сделал еще один глоток, прокряхтев при этом от удовольствия, и облизнул губы, словно хотел получить от вкуса максимум удовольствия.
Ублюдок.
Ненависть, которая текла по его венам, стала непреодолимой. Он так сильно ненавидел, что это чувство полностью овладело им. А еще его пугало, что эта ненависть становилась частью его, постепенно вытесняя все остальные чувства.
– Раньше он постоянно говорил только о тебе, – неожиданно произнес Греймс. – Ты знаешь об этом? Бэлиен тут, Бэлиен там… Ты даже представить не можешь, как мне это надоело… слушать каждый день твое чертово имя. Бэлиен, – передразнил он Аэолуса и простонал. – После того как ты сымитировал свою смерть, он месяцами заставлял нас искать тебя. И с каждым годом, когда я не находил тебя, все становилось только хуже и хуже.
Греймс допил остатки своего напитка, со стуком поставил стакан на металлический стол и подошел к нему. Наклонился, и когда продолжил говорить, то от него запахло виски.
– Бэлиен Треверс, бегун-легенда. Теперь ты уже не такой легендарный, правда?
Греймс провел пальцем по его щеке. На лице появилась легкая улыбка.
– Моргни.
– Что?
– Я хочу, чтобы ты моргнул. Ну, давай.
Бэйл намерен был сопротивляться, но у него не получилось. Им двигала какая-то сила, что-то такое, что заставляло его выполнить сказанное. Подчиниться. Его веки дернулись вниз, и сразу чуть не стошнило от отвращения к себе.
Греймс усмехнулся:
– Молодец. Моргни еще раз.
Он снова повиновался, еще больше возненавидев себя.
На лице Греймса промелькнуло удовлетворение.
– Нам вместе будет так весело, Треверс. Ты будешь моей личной игрушкой. Как тебе эта идея? А теперь скажи: я ненавижу Элейн Коллинз.
Бэйл кашлянул и сжал губы. Не потому, что эти слова его пугали. Его совсем не беспокоило то, что он солжет такому человеку, как Дункан Греймс. Это никак не повлияет на его подлинные чувства. Но он боялся того, какую реакцию эти слова могут вызвать в его неустойчивом разуме.
На губах Элли играла грустная улыбка, потом видение стало растворяться.
– Скажи это, – промурлыкал Греймс. – Скажи: Я. Ненавижу. Элейн. Коллинз.
Губы стали шевелиться, словно кто-то манипулировал ими. Все тело было напряжено, и слова вырывались, преодолевая какой-то барьер внутри. Барьер, который раньше защищал его, а теперь был сломан.
Элейн окончательно исчезла. Остался только нарыв, и он разрастался.
– Молодец.
Греймс погладил его по голове и наклонился к нему еще ближе, обдавая его запахом виски. Рот был прямо у его уха.
– Я кое-что пообещаю тебе, Треверс. Еще две или три недели, поверь мне, не дольше. И тогда в тебе останется только одно чувство, когда ты увидишь Элейн Коллинз. Чувство, которое засядет в тебе так глубоко, что сможет охватить в любой момент. И это чувство называется… – Греймс скривил рот в холодной улыбке. – Желание убить.
Пробуждение было похоже на погружение в ледяную воду.
Что-то сдавливало мою грудь. Болел каждый миллиметр моего тела: мышцы тянуло, кожа горела, голова пульсировала.
Наконец я разлепила глаза.
Я была… в белой комнате. Справа – умывальник, за ним – душевая кабина с перфорированной занавеской. Это ванная? Но… где я?
Когда я села, с губ сорвался стон. Спина ощутила холод плитки. Сверху на меня падал яркий свет. Он слегка мерцал, и я
