Еще и этот великий полководец желает проявить себя перед герцогом. Надумал наконец славы воинской поискать, – подтвердил Циммерман.
Теперь вся картина была ясна. Никаких сомнений в том, что инициатор этой кампании именно граф, у кавалера не оставалось. «Никак не ужиться нам в этих местах двоим». Но раз появилось дело, то надо его делать. Волков обошел стол, достал из кошеля тугой и тяжелый сверток, приблизился к Циммерману и, встряхнув сверток, со звоном вытряхнул на стол перед целую груду золота. Сорок гульденов тускло мерцали, отражая свет единственной в зале лампы.
– Что ж, раз так, то у меня к вам будет предложение, – сказал Волков, наблюдая за реакцией ротмистра.
И реакция ему нравилась. Циммерман потянулся к золоту, погладил монеты, потом взял одну из них, с удовольствием взвесил в руке.
– Чем я могу вам помочь, полковник?
– Я вам сейчас все объясню, – отвечал кавалер.
Солдат с солдатом всегда найдут общий язык и понимание. Особенно если у одного солдата есть золото, а другому оно очень нужно. Ротмистр и полковник долго сидели рядом и негромко говорили, обсуждая всякие мелочи будущего дела. Уже выпили все вино, что было в кувшине, и дрова в камине прогорели, и гостеприимный хозяин Кёршнер задремал в кресле, не выдержав непонятной и нудной солдатской болтовни, а продолжали разговор. Но зато, когда закончили, не было промеж них ничего, о чем бы они не договорились. Сорок золотых монет! Циммерман оказался понятлив и сговорчив. Сорок гульденов – это тысяча с лишним талеров. Волков прикидывал, что это пятилетнее жалованье ротмистра. Еще бы он не сделался сговорчив.
Господа офицеры закончили дело за полночь. Циммерман встал, сгреб монеты, завернул их в тряпку и сказал:
– Можете во мне не сомневаться, полковник. Я сделаю все, как и договорились, начну уже с утра.
– Отлично, ротмистр. – Волков протянул ротмистру руку.
Утром кавалера и его людей ждал роскошный завтрак. Длинный стол в большой светлой зале был уставлен отличной свежайшей сытной едой.
– Как вам перепела? – спрашивал рыцаря хозяин дома.
– Они божественны, – отвечал Волков, беря с подноса следующую птицу.
– Сыры, обязательно попробуйте эти мягкие сыры, они вам понравятся.
– В вашем доме мне нравится все, – заверил купца гость.
– Все? – Хозяйка цвела от счастья.
– Да, добрая моя родственница, – говорил кавалер. – И повара, и зала эта светлая.
– Это из-за окон, – радостно сообщала Клара Кёршнер.
– Да-да, эти огромные окна прекрасны, – продолжал Волков, разрывая перепела.
– А как завершился ваш разговор со вчерашним нашим гостем? – тихо поинтересовался у кавалера купец. – Я, кажется, задремал под конец.
– Я хотел выразить вам благодарность, – так же тихо отвечал Волков. – Вы оказались провидцем. Человек, что был вчера в гостях, оказался мне очень полезен.
Купец расцветал от таких слов. Его щеки всегда вспыхивали огнем от похвалы Волкова.
– Рад услужить вам, друг мой, – говорил Кёршнер, улыбаясь.
Да, кавалер уже знал его. Лесть и похвала легко проникали в сердце купца, но лишь на время захватывали его. Купеческий ум его почти никогда не знал отдыха. По глазам Кёршнера кавалер понял, что тот собирается заговорить о делах торговых. О всяких углях, досках, кожах и прочей ерунде, которая ну никак сейчас кавалера не волновала. Поэтому Волков положил свою тяжелую большую руку на пухлую ручку хозяина дома и сказал:
– Жаль, что у меня нет времени продолжить завтрак, жаль, дорогой родственник, что я уже должен откланяться.
– Что так скоро? – расстроился купец. – Вы уже уходите?
– Друг мой, вы, видно, забыли, – тихо заговорил кавалер, – граф ведет сюда войска герцога, война у меня.
– Ах да, конечно, конечно, – вспомнил купец и встал провожать гостя.
И все принялись подниматься из-за стола. Так Волкову удалось избежать скучных для него сейчас разговоров. Ну вправду, не до них ему сейчас было, не до них.
Прежде чем покинуть Мален и отправиться готовить войско к встрече с графом, он решил заехать в кафедральный собор – помолиться, если уж не встретит там епископа. Но молиться ему не пришлось: епископ вел утреннюю службу, как раз заканчивал ее без всякой старательности, а как увидал кавалера, так и вовсе оставил завершать ритуал второго священника и служек, а сам, как был, в облачении, спустился с кафедры, еще издали протягивая руку для поцелуя. Волков смиренно принял руку и поцеловал перстень.
– Сын мой, как хорошо, что вы пришли. Очень хотел я вас повидать. И срочно! И тут как раз вы! Не иначе провидение!
– Что же за дело у вас ко мне, святой отец?
– Утром, еще на заре, до службы, в город приехал граф фон Мален.
«Этот мерзавец уже здесь. Раньше войска своего прибыл, местных решил заранее собирать. Видно, торопится, подлец».
– И сразу просил меня о встрече, – продолжал отец Франциск. – И я, конечно же, согласился. Мы поговорили с ним. Оказалось, граф Мален милейший и добрейший человек.
– Да неужели? – Волков скривился.
– Да-да, – не замечая его язвительности, продолжал епископ, – поговорили мы с ним очень хорошо, и о делах городских, и о вас.
– И обо мне?
«Любопытно даже, что он наговорил».
– Да, о вас. Сказал он, что герцог просил его вас взять и доставить в Вильбург ко двору.
– Меня на суд герцога доставить?
– Именно, но граф мне сказал, что никакого зла на вас не держит и что ежели вы сдадитесь по чести или сами поедете к сеньору своему на суд, то он и вовсе будет за вас ходатайствовать перед курфюрстом, потому как храбрец вы известный и известный командир, что не раз показал себя в деле.
– Вот как! Думаете, он не прирежет меня по дороге к герцогу?
– Конечно нет! Ему можно верить, человек он благородный, из старинной фамилии.
– А вы не слыхали, что недавно на меня было нападение? Десяток убийц подкараулили в засаде меня и моих людей, мой лучший рыцарь был сражен ими. И все говорят, что за нападением стоит господин фон Эдель, подручный графа.
– Конечно же, я об этом слыхал, – согласился епископ, – и я об этом спросил у графа. Он ответил, что готов поклясться на Святом Писании, что ему об этом деле ничего не известно.
«Чертов лжец».
– Значит, не знает? – уточнил Волков.
– Если граф говорит, что не знает, значит, не знает. Разве может сеньор лгать?
Волкову все стало ясно. Настроение, с утра хорошее, стремительно портилось. А епископ и не видел того и продолжал бодро:
– Думаю, вашей распре пора положить конец.
– Какой распре? – уточнил кавалер. – Распре с герцогом или распре с графом?
– Обеим, сын мой, обеим.
– А на
