более печальная для подобного воителя, чем эта?
И все же не может поверить она, что Ганнар Покоритель умер от тоски. Помнит она, как погиб Эгилл ярл, отец Хейд; тот был отравлен, и пусть всем ясно, чья в том вина, никто вслух об этом не говорит. Коль так, почему бы Исгерд не «помочь» и конунгу расстаться с жизнью?
Если выяснится, что это и правда работа Исгерд… Что же, Волки умеют мстить ничуть не хуже.
Крепче сжимая поводья, луннорожденная слегка поворачивает голову, через плечо глядя на ведуна. Тот держится за нее так, словно бы, если выпустит из своих рук, непременно упадет. Почувствовав ее взгляд, Радомир открывает глаза и смотрит на нее в ответ, показывая, что слушает.
– Мы почти приехали, – говорит она ему, – я узнаю эти места.
Он кивает, и ей кажется, что делает Радомир это с огромным облегчением; ему хочется как можно скорее слезть с конской спины и больше никогда не ездить верхом. Ренэйст улыбается слегка и вновь смотрит перед собой, подгоняя коня. Хейд скачет впереди, Ренэйст видит ее спину и развевающийся во время скачки черный плащ. Сквозь снег и заледенелый лес мчат они галопом, и ощущение это опьяняет.
Гладкая поверхность озера мелькает между деревьев. Ренэйст замечает ее краем глаза и тянет поводья так резко, что конь встает на дыбы. Едва не выпавший из седла Радомир вскрикивает и цепляется за нее только сильнее:
– Ренэйст!
Он бранит девушку, но она не слушает. Развернув коня, северянка направляет его в сторону озера. Словно вдалеке звучит голос зовущей ее Хейд, но сейчас ничто больше не имеет значения. Выйдя из-за деревьев, Ренэйст останавливает коня на самом краю леса, с тревогой вглядываясь в отражающую лунный свет поверхность Зеркала Вар.
Здесь все началось. Она сделала полный круг и вернулась туда, куда никогда больше не хотела приходить.
Озеро абсолютно гладкое.
Словно бы не тонул в нем Хэльвард.
Словно бы сама Ренэйст едва не угодила в его воды, спасаясь от тролля во время испытания.
Оно шепчет и манит, конь беспокойно бьет копытом снег, силясь сорваться с места и сбежать как можно дальше.
Поравнявшись с Белой Волчицей, Хейд с тревогой вглядывается в лицо ее, сосредоточенное и холодное. Ренэйст ничего не говорит, и тогда Ворона переводит взгляд на озеро:
– Почему ты остановилась?
Ренэйст кусает губы изнутри, закрывает глаза и медленно выдыхает носом.
– Я не была здесь очень долго. Признаться, и не хотела бы быть, но это место… словно бы зовет меня. Я не могла не остановиться.
– Это ведь здесь твой брат…
Ренэйст не позволяет ей договорить. Она кивает резко головой, соглашаясь, и Хейд замолкает. Радомир, не понимающий, что происходит, хмурит брови и переводит тяжелый взгляд с одной северянки на другую. Только вот хватает ему тактичности промолчать, пусть вопрос так и пляшет на его языке.
Ее брат здесь что?
Они стоят еще несколько долгих мгновений, кажущихся самой настоящей вечностью. Ренэйст чудится, словно бы в самом центре озера с другой стороны льда появляется отпечаток детской ладони, и, ахнув, торопливо разворачивает она своего коня, бросив в сторону Хейд:
– Едем дальше.
Всадники продолжают свой путь, и Ренэйст больше не смотрит на озеро.
Нет, Хэльвард. Время встречи еще не настало.
От Зеркала Вар до Чертога Зимы рукой подать. Ренэйст ощущает, как внутри нее все клокочет от восторга и страха. Она дома! Она почти дома! Сколь долгим был этот путь, сколь болезненным и полным муки! Никогда больше не хочет она сталкиваться с чем-то подобным, достаточно и одного путешествия.
Впереди, между деревьев, замечает она родные ворота. Сердце бьется так сильно, что за стуком его она ничего и не слышит больше. Ренэйст загоняет несчастную лошадь, бьет каблуками по бокам снова и снова, заставляя бежать на пределе возможностей. Чудится ей, словно бы Радомир что-то кричит, только не слышит северянка, слушать не хочет. Все нутро ее тянется к родному дому, ничего другого не видит Ренэйст перед собой. Хейд остается где-то позади, но ее это вовсе не тревожит.
Все, чего она только желала, совсем близко.
Ренэйст останавливает коня перед самыми вратами Чертога Зимы, так близко, что животное бьет по деревянным створкам передними копытами. Конь танцует на задних ногах, кружится на месте, а Радомир кричит только громче, руками обхватив крепко ее торс. Заставив лошадь чуть успокоиться, Ренэйст, силясь унять дрожь в теле, хлопает бедолагу по шее ладонью, показывая, что все хорошо.
Она не спит? Сейчас она под родными стенами? Будучи ребенком, неразумным щенком, Ренэйст только и хотела, что покинуть их, увидеть мир, а теперь может думать лишь о том, чтобы скорее вернуться обратно. Судьба столь непостижима, никогда не знаешь, как именно она поведет себя с тобой. Белолунная молит всех богов о том, чтобы испытания ее закончились сразу же, как только она переступит через порог Чертога Зимы.
– Кого там тролли принесли?! – доносится сверху голос одного из стражников, охраняющих ворота.
Они не узнают ее, да и не должны, учитывая, что дома Ренэйст уже похоронили. Белая Волчица заставляет лошадь немного отойти назад, чтобы стражникам было ее видно, и, подняв на них взгляд, восклицает яростно:
– Дочь вашего конунга вернулась домой! Открывайте ворота и сообщите всем – Ренэйст Йорунндоттир из рода Волка жива!
Пролетевшая над их головами ворона каркает звонко, словно бы силясь разнести по округе эту весть. Дочь рода Волка жива и вернулась домой.
– Как ты чувствуешь себя?
Вздрогнув, Руна вскидывает голову, смотря на подошедшую к ней женщину, и инстинктивно обхватывает руками свой живот, силясь его скрыть. Чувствуя беспокойство матери, Эйнар толкается с силой, ударив куда-то под ребра, и Руна морщится против воли, опуская голову, отчего рыжие волосы закрывают ее лицо. Кюна тут же опускается подле нее на колени, смотрит с тревогой и спрашивает тихо:
– Ребенок?
Руна уже на сносях. Не так долго осталось до того момента, когда она явит свое дитя на свет. Переживает Йорунн, убирает осторожно рыжие пряди в сторону самыми кончиками пальцев, и, почувствовав прикосновение, Руна поднимает на нее тяжелый взгляд карих глаз. Покачав головой, медленно выпрямляется она, вновь оглаживая ладонями надутый живот поверх темно-коричневого платья.
– С ним все хорошо, кюна. Вы просто меня испугали.
– Прости, я вовсе не хотела этого. Лишь хотела узнать, как ты себя чувствуешь.
Руна все еще смотрит настороженно, словно бы ждет подвоха, но улыбается сдержанно. Кюна никогда не относилась к ней плохо, даже когда считала, что она носит ребенка от ее супруга, и у Руны нет повода бояться ее или считать, словно бы она постарается ей навредить. Только вот страх, в котором жила она долгое время, все никак не желает ее покидать. Все ждет Руна, словно бы беда произойдет, и не знает,
