на классическое желтое золото, а виселица была бело-золотистой. Камни же очень напоминали бриллианты.
Смущал только их размер – в Родном за камень существенно меньших размеров случались столетние войны. Здесь же камни были размером с мою голову и блестели так, что приходилось щуриться, глядя на них. Но коммуникатор убеждал меня в том, что это действительно бриллианты, изготовленные по заказу «Церки Последнего Дня». Их стоимость выражалась в каких-то космически длинных числах, а выращивались они больше десяти лет. Искусственный бриллиант я видел впервые. Подумалось, что интересно было бы притащить такой камешек в Родное и показать ювелиру. Но следом возникли опасения, что это послужит поводом для очередной войны. А вот научиться выращивать такие камушки дома было бы здорово. Такой бизнес, пожалуй, мог бы быть круче таскания плодов из Радужного.
Машина сбавила ход и поехала по узким улочкам Мезру. Еще одним примечательным фактом, отражающим древность города, была брусчатка, который были покрыты все улицы. Правда, подозрительно ровная – похоже, она неоднократно менялась. Но эффект древности сохранялся.
Впрочем, в Мезру все было из камня, причем одного цвета – и дороги, и храмы, и другие постройки. Я прочел, что добывался он исключительно в каменоломне горы Юлалулу, которая считалась святой. Что не удивительно, ведь это была самая высокая гора в Техно. Святая гора, святой город, святые каменоломни… я был прямо окружен святостью со всех сторон, и начал опасаться, как бы она не перекинулась на меня…
В центре города возвышалась самая большая и древняя церковь – Воскресения Икахха. По легенде, именно на этом месте был казнен пророк. От нее кольцами расходились вереницы примерно одинаковых кварталов. В центре обычно располагался храм, возле него – два-три малоэтажных жилых дома, гостиница, магазин и все. Кольцевые транспортные развязки когда-то делали Мезру городом вечных пробок. Но сегодня были просто особенностью города, никак не влияющей на удобство перемещения по нему. Как не имело значения и то, что гостиница, в которой я планировал остановиться, когда-то была постоянно переполнена. Помнил об этом, пожалуй, только гид на рекламном проспекте.
Моя машина остановилась на центральной площади около здания крайне невзрачного вида. Судя по всему, это и был мой отель. До ближайшей парковки было четыре километра. Тех предупредил меня об этом и отправился туда самостоятельно, пообещав приехать по моему первому сигналу.
Я вошел в скромный холл, где меня никто не встретил. На коммуникатор пришло сообщение о том, что мой номер на втором этаже, и я могу просто пройти в него. Похоже, что лучший отель в Мезру был худшим отелем, который я посетил в Техно. Номер был совсем крошечным – в ней помещалась только кровать и небольшой санузел. Наверное, предполагалось, что паломники приходят сюда только ночевать. Вот и мне совсем не хотелось в нем оставаться.
Все в Мезру было пронизано духом аскезы и минимализма. Видимо, из-за повышенной концентрации религиозности в воздухе, или просто по причине дороговизны земли и строительных материалов в регионе. Экономность проявлялась во всем – в ширине улиц, в размере номеров, в скромном убранстве магазинов.
Здесь совсем не было торговых центров. В каждом квартале стоял небольшой магазин, напоминающий мне старые универмаги, где под одной крышей продавали совершенно разные товары. Товарное соседство порой было удивительным – очки могли лежать рядом с макаронами, а туалетная бумага – с молоком. Хотелось даже взглянуть на ту часть протокола, которая регулировала это. И на того, кто ее писал.
А еще я не встретил в Мезру ни одного человекообразного модуля. Даже в кафе «официантами» были тележки с четырьмя манипуляторами. Меню было тоже очень простым – картошка с мясом, чай без сахара. После роскоши Табула и окрестностей этот минимализм раздражал. Был даже порыв свалить отсюда, не глядя. Но я решил все же дойти до центрального храма, а потом отправиться дальше.
Путь к храму проходил через площадь с фонтаном посередине. Я шел мимо него и испытывал странное чувство – здесь явно чего-то не хватало, только чего? Я смотрел, как из центра огромной белой чаши бьет ручеек, как вода переливается через край и стекает в бассейн внизу, и меня переполняло острое чувство отсутствия какой-то важной детали… И тут я заметил чугунного голубя, замершего на парапете… Так вот в чем дело! На площади не хватало голубей! Всегда, на всех площадях, во всех городах, где я бывал, я встречал голубей, этих завсегдатаев главных достопримечательностей любого населенного пункта. И если в других городах Техно я совершенно не обращал внимание на отсутствие птиц, то тут это просто бросалось в глаза. Да еще это чугунное чучело…
В справке об этой одинокой птице я прочитал, что памятник голубю установлен двести лет назад, в день, когда последняя птица покинула площадь Мезру. Далее шел рассказ о том, почему это случилось. Виной всему оказался протокол. Он предписывал своевременную и даже немедленную уборку мусора на площади, которым издревле и питались голуби. Кормить же этих птиц железяки отказывались наотрез – как известно, голуби те еще разносчики заразы. А значит, небезопасны для человека. Так и случилось, что главное условие протокола – польза для человека – стало причиной исчезновения голубей. Мне стало грустно. Без этих порой назойливых птах место казалось совсем безжизненным.
Храм Воскресения Иккахи был огромен по всем параметрам. Путеводитель начал рассказывать мне о нем еще на «Площади свободы» – той самой, с фонтаном – прервав мои грустные размышления. На зданиях вокруг можно было увидеть отметины первой и второй кровавых войн, тут и там были размещены фотографии полуразрушенного храма, где произошло подписание ключевого мирового договора по окончанию Второй Кровавой войны. Коммуникатор тоже подкидывал картины и фотографии из летописи этого места.
Форма военных тех времен удивительно напоминала мне форму военных Великой Отечественной войны. Гимнастёрки, фуражки, каски – все было очень похоже. А вот оружие сильно отличалось. Здесь основным оружием военных лет стал автоматический карабин калибром 6.45 и 7.00. Его применяли практически все стороны конфликта. Пистолет-пулемет типа ППШ или немецкий МР 38 здесь, похоже, не прижился.
На площади ближе к храму мне встретилась композиция из трех винтовочных «шалашиков» под названием Памятник Миру. Каждый «шалашик» состоял из четырех автоматических винтовок, по одной на каждую страну-участницу войны. И табличка гласила, что, когда приняли решение о завершении войны, по всему городу установили более двух тысяч подобных шалашиков. Так, связанными по четыре, и вывозили винтовки из города для утилизации. Солдаты единодушно наотрез отказались вновь брать оружие в руки.
