верёвки в руках. — Ну уходит же!
— Пусть, — она пожала плечами. — У него свой путь, у меня свой. Нужно уметь отпускать.
— Такого красавчика?!
— Расслабься, он безнадёжно влюблён, — Анью поднялась на палубу, осматривая корабль. Всё было безупречно.
— В тебя? Ну ты и сердцеедка! — веселилась Эйша.
— В Ард Рену Берна.
— Несчастный, — покачала головой старпом. — Но я готова утешить его в своих объятиях.
— Отставить! — чародейка сурово посмотрела на Эйшу. — Готовь «Гордость Лютерии» к отплытию. У нас новый курс.
— Так точно! Куда теперь?
— В Шувьерд.
— Куда?! Кэп, у тебя с головой как?
— Претензии не ко мне, а к эсдо Шанди.
— Зимой, — Эйша поежилась, обхватывая себя за плечи, но пошла выполнять приказ. — Зимой в Шувьерд! Мы же вымрем там. Замерзнем до смерти.
Анью обернулась. Лансель уже давно скрылся в толпе. К кораблю спешили Хаберг и Ахон, неся в руках какие-то коробки. Пора была отправляться навстречу новым приключениям.
Тогда она ещё не знала, что вскоре вернётся в Берн.
***
Амадей удобно устроился на камнях и перебирал струны лютни. Ему не было нужды сейчас ворожить, он делал это скорее по привычке, что сложилась за века уединенной жизни. Музыка помогала направить мысли в нужное русло. Лазенис поднял взгляд к небу. Путеводная звезда ярко сияла, уверяя, что он всё делает правильно. Нужно было ещё немного подождать. Амадей и не торопился. Он ждал уже не одну сотню лет, так что пара часов не имела значения. Наоборот, ему нравилось это неторопливое течение времени, но, увы, поток судьбы набирал мощь, ускорялся. Амадея пугали грядущие перемены и неопределённость будущего.
На западе, в лучах догорающего дня, сверкнул золотом силуэт дракона. Амадей улыбнулся. Мелодия стала заметно веселее.
Эвергрейс с шумом приземлился на скалы рядом с ним.
— Рад снова видеть тебя, — менестрель встал и поклонился в знак уважения. — Я ждал этой встречи.
— Здравствуй, Амадей, — пророкотал дракон. — Ты постарел за истекшие годы.
— Ход времени верен и для меня, — философски подметил лазенис. — Ты встретил её?
— Дитя Пророчества совсем ребёнок, но её сила быстро растёт, — Эвергрейс задумчиво посмотрел на небо. — Я не понимаю, почему он выбрал эту девочку. Её душа колеблется. Я боюсь того, что может случиться, если её сердце решит, что мир не достоин спасения.
— Она не ответила на вопрос? — Амадей смотрел на дракона с затаённой надеждой.
— Нет, — покачал головой Эвергрейс. — В ней не только любовь, в ней зреет ненависть. Печать Стража Двух Начал сдерживает её, хоть и треснула. Боюсь, этого не достаточно. Процей доверил тебе слова?
— Да, — Амадей кивнул, вспоминая сны.
На несколько минут воцарилось тишина — менестрель погрузился в мысли, и мелодия прервалась.
— Герой, ведомый Первозданным Светом,
Столкнётся на пути с паломником, что тьму в себе скрывает.
И королевская рука заставит вновь сиять великий меч.
Но на утёсе ветряном и тёмном познает жажду крови светлый жрец.
Могучий великан подарит чужаку сияющее сердце.
Искусственное солнце разгонит тени мёртвых городов.
Ярчайший свет разгонит лёд оков в краю суровом,
А древо королев погрузится в иллюзий тьму.
Во мраке засияет ярче подземная звезда.
Когда Хранители сойдут с ума, представ пред светом Бездны,
Прольётся над равниной чёрный дождь,
И демонический посланник в будущее путь проложит.
Последнее Пророчество свершится,
Когда Душа Звезды Ковчег в едино сложит,
И тот, кто мечется меж Тьмой и Светом,
Решит судьбу миров.
— Мир медленно движется к концу. Пророчество сбывается, — пророкотал Эвергрейс. — Пока я спал, я слышал шепот Пустоты. Она всё ближе… А что другое дитя?
— Я видел его. Он блуждает во мраке, мечется, но не видит выхода, — Амадей поднял взгляд к небу, находя путеводную звезду. Она звала его на запад.
Я шёл вперёд каждый миг. Мне казалось: не зря
Я свой маршрут размечал чередою побед,
Но с каждым шагом всё дальше был сам от себя.
И вот, похоже, назад пути нет.
Что это, явь или сон? Всё не то и не так,
Во тьме бездонной мои изменились черты.
Но вдруг иначе нельзя? И я спустился во мрак
Узнать себя здесь, на краю пустоты?
«Шаг в темноту» (Павел Пламенев)
Дождь лил уже который день. Ливень изредка затихал, превращаясь в мелкую гадкую морось, а затем снова набирал силу. Разгулявшийся ветер швырял капли в окна, разбивая их о стёкла. Сырость пропитала всю башню и, казалась, забиралась даже под одежду. Сперва Аман опасался, что остров просто потонет в океане бушующей стихии, но, несмотря на то, что волны подступили к башне чуть ближе, скала оставалась непоколебимым осколком черноты в окружающей серости.
Гром, сверкание молний и дробь дождя по стеклу раздражали. Дэрон уже несколько дней ходил мрачнее, чем те тучи, что разверзлись ливнем над мёртвым морем. Он всей душой ненавидел дождь. Когда-то наставник говорил Аману: «У природы не бывает плохой погоды. Каждая погода — божественная благодать». Возможно, так оно и было. Вот только, помимо плохой погоды, бывали ещё и воспоминания, которые она вытаскивала на поверхность. В шуме дождя и раскатах грома ему слышались крики о помощи, а к гнилостному запаху сырости примешивался тонкий флёр крови. Аман весь извёлся, пытаясь понять, откуда тянется этот противный запах. Исследовал каждую комнату, каждый кусок проржавевшего железа. Вот только запах везде был ровный, одинаковый, будто кровью пах он сам. Аман уже несколько раз сходил помыться. Он скрёб кожу губкой до красных полос с мелкими пятнышками кровоподтёков, даже отыскал в погребе какие-то травы в надежде, что хоть они помогут избавиться от запаха, но и это оказалось безрезультатно.
Кармиан на вопрос о запахе лишь странно посмотрел на него и сказал, что ничего такого не чувствует. Ответ этот прозвучал настолько искренне, насколько вообще могут быть честными слова демона. Казалось, что он медленно сходит с ума. Воспоминания о случившемся не давали покоя, не отступая даже перед пламенем камина. Он снова боялся уснуть. Чувство вины давило на грудь, мешало дышать и сжимало сердце болезненными тисками. Аман до сих пор был уверен, что учинённая им расправа была верной. Он покарал тех, кто принёс зло и жестокость в мир. И всё же он чувствовал себя виноватым. Не за то, что сделал, а за то, что не сделал это раньше. Если исход был предначертан, то можно было избежать бессмысленных смертей…
Отсыревшие дрова лежали в камине бесполезной грудой. Аман сидел на подоконнике, поджав колени и отгородившись от мира стеклом с одной стороны и тяжелыми шторами
