Встретить знатных гостей вышел сам лорд Грауденхольдский, обнял вначале старшего, потом младшего Скорену, повел их во дворец. Но улыбки и объятия не были чистосердечны, таилась за ними обоюдная злоба и недоверие. Два самых могущественных клана в земле Бореанской давно ревниво присматривали друг за другом. Оба, превзойдя силы законного герцога, метили захватить слабый трон, и оба интригами и кознями препятствовали в этом друг другу. Но всем было ясно, что не может долго происходить эта борьба подспудно, что предстоит им вскорости сойтись в кровавой распре. Кто победит в предстоящей войне угадать не получалось. Вот и приглядывались внимательно владетельные гости, решали на чью стать сторону, с кем союз окажется выигрышным, а с кем катастрофой. Для того и приехали. Но и соперники вербовали себе союзников. От того и прибыли к своему недругу в гости лорды Скорены, от того и вся показная пышность их въезда. Вот затем и устроены Грауденхольдским лордом все эти торжества, затем и созвал столько гостей, что только в его твердыне и могли уместиться.
И правда, велик был Грауденхольдский замок и все в этом замке было огромным и неуклюжим. Налево от дворца лорда протянулись людские постройки. Там же распологалась и вместительная трапезная, где окромя постоянных столов для грауденхольдской челяди, были сделаны временные — установлены деревянные козлы, на них сверху положены длинные доски, которые плотник не удосужился хоть как-нибудь обстрогать, потому занозились эти столы щепками, шершавились обзелом. Так же были выполнены и лавки для сидения. За этой, на скорую руку сделанной мебелью питались артисты, люди приезжающих лордов и другой званый в замок, но особо не примечаемый, народец. Велика людская трапезная, да и в ней всем места не оказалось. Во дворе столы прежним макаром сколотили, питали там гостей совсем уж завалящих. Подавалось в грубых глиняных мисках. Видать местный гончар был не старательнее плотника. Но миски эти были вместительны и насыпалось в них щедро. У огромных котлов от темна и до темна, чтоб такую прорву народа прокормить, суетились объемные телом стряпухи. Истопники, по широким загривкам их судя, мужья поварих, денно и нощно, надсадно прикряхтывая, топорами махали, рубили дрова на поления, их чумазые отпрыски, из мелких, подносили дрова, пытались сопеть по-отцовски. И все для того, чтоб топить печи было чем. Чтоб над жарким пламенем варились жирные щи, где мяса поболее, чем квашенной капусты, чтоб румянились хлеба, чтоб жарились козлячьи бока, да упревала каша, томились соусы и все прочее, что наминает без меры — ведь надармак, многая, на праздник съехавшаяся сволочь. Народ бедный, в сытости не всяк день живущий, и от того падкий до господского угощения. Однако же велел лорд Грауденхольдский кормить всех без изьяну, до насыщения. Чтоб лицом в грязь перед своими высокородными гостями, а паче перед Скоренами, не ударить, чтоб показать богатство и славу знатного Грауденхольдского рода. Оттого и покрывалась потом вся лордовская челядь, оттого трещали зуботычины, да звенели оплеухи и уже побаливали кулаки у управителя замкового и его помошников. А еще боле болела голова у ключника и кладовщиков многих кладовых и погребов лордовых. Ведь столько народу пришлого, на руку не чистого в замке нынче ошивается, как бы чего не сперли, по своим возам не растащили, по котомкам не позапихивали, из добра господского. Да и свои, грауденхольдцы, тоже, знамо дело, людишки лихие, к воровству способные, что плохо лежит, без надзору строгого, враз утащат, глазом моргнуть не успеешь. Сегодня-то праздник, лорды гуляют, а завтра прийдется держать ответ у суровой старухи, матери лорда, хозяйки всего замкового добра. Та даром что стара и на глаза ослабша, а воровсто чует нюхом и спрашивает за это о-хо-хо как. Вот такие то дела.
Сами господа гуляли в громадном зале дворца. И там людей было немало. Ведь приехали лорды и сенешали с женами, детьми, братьями, сестрами, тетками, дядьками, племянниками и племянницами и другой родней, в каких семействах поредевшей, а в каких еще многочисленной. Да и не всех их людей прилично в людской кормить. Предводителей клана, да с семьями туда не попросишь — обида будет великая. А есть еще знатные ратники, советники, да мало ли кого, кому уважение тоже показать пристойно. Правда для них места внизу столов лордовских, но во дворцовой зале. А и то, не каждый лорд, хоть и был он в гостях, решался ходить без свиты своих гридней-преторианцев. Вот и они, хоть и не за столами, но в зале толклись. Всех ясно перещеголял клан Скорены. У старого лорда за спиной повсечасно стояло восьмеро кланщиков с обнаженными мечами в руках, за молодым лордом четверо, а за его сыном — еще двое меченосцев.
Эти меры безопасности, конечно же были излишни. Хоть и приводилось многим из присутствующих на празднике, воевать между собой, но не пришла пора им так низко пасть, чтобы нарушить древний обычай, чтобы сотворить кровопролитие за пиршественным столом. Означало бы это смертельно разгневать богов и обратить кровь жертвы на свою голову, на свой клан. Окажется тогда убийца и люди его вне закона. Завидющие соседи только того и ждут, под сенью древних законов, вмиг замок сожгут, все порушат, всех порежут. И не будет в этом им никакого порицания ни от людей, ни от богов.
Так что не было нужды Скоренам с такою свитою за столом восседать, да больно были кичливы нравом, любили свое превосходскво показать, перед людьми покрасоваться.
Гильда же сказала в сердцах, на Скоренов выпендреж глядючи: — От раскобенилась погань. Думают, что сильнее их клана во всем царстве не найти. Всех под себя хотят подмять. Мало крови пролили, мало пожарищ оставили, вдов-сирот бесчетно. Все то им неймется, вурдалакам проклятым!
— Это у них, негодяев такой имидж. — Опять туманно, а оттого более обидно, чем скажи он это простым словом, говорил Сигмонд, однако снова удивляясь Гильдиной горячности.
Для этих гостей высокородных и особая кухня предназначена, повара балуют всякими деликатесными блюдами, хитрыми готовками. Толпа слуг суетится, снедь на блюдах подает, вино по кубкам разливает, а поздней ночью, когда уставшие гости почивать разойдутся, залу убирают, потому как, благородные они то благородные, а насвинячат пуще лапотного поселянина. Тот хоть, как напьется — с крыльца опорожняется, а от лордов того не дождешься, под себя с пьяну ходят.
Гильда немного обижалась, что питают ее витязя в людском, а не лордовом зале, да Сигмонду, видать, все равно это. На качество угощения не жалуется, даже хвалит, а высокородных лордов особо не жалует. Говорит все они эксплуататоры феодальные, крепостники-помещики и исторически обречены. Как всегда смысл витязевых речей туманен, но то, что будущее у лордов темное, с этим Гильда была согласна. Если междуусобицы продолжаться будут, то скоро и некому и некого и некуда в гости звать будет, все друг друга перережут, пережгут, не долго уже осталось.
