– Ты видел Исенну? – потрясенно ахнула Айлэ, забыв о намерении не отвлекаться на посторонние рассуждения. – Правда? И какой он?
– Мерзавец и сволочь редкостная, – отрезал Коннахар безо всяких раздумий. – Правильно его прикончили. Вот это я видел своими глазами – Безумец валялся при последнем издыхании, а Пики как раз начинали рушиться. Надеюсь, он подыхал достаточно долго, чтобы прочувствовать все как следует.
Вспомнилось еще кое-что, сопровождавшее кончину альбийского полководца, но это знание Конни решил пока хранить в секрете. Как только он сможет встать, непременно поделится своей тайной с Одноглазым. Может, чародею пригодятся несколько слов, расслышанных аквилонским принцем в сумятице сражения?
– За вами отправился твой отец, пока Хасти удерживал своей магией Врата, – баронета по привычке намотала на палец темную прядь. – Конан ушел на несколько мгновений в прошлое и вытащил вас обратно. Всех четверых.
– Четверых? – озадаченно переспросил Коннахар. – Но Эвье… Мы потеряли его при штурме, еще на лестнице. Я не заметил, что с ним случилось…
– Из портала вышло четверо, – настаивала на своем баронета. – Правда, я сразу кинулась к тебе и не успела разглядеть лица остальных, но там точно было четыре человека и пятый – твой отец.
– Все это хорошо, – молодой человек поднял руку, попытался потереть лоб и наткнулся на повязку. – Но я чего-то недопонимаю… Мы в гостях у Хасти, верно? Тогда почему его самого здесь нет? Мне казалось, он должен примчаться, чтобы первым услышать такие захватывающие новости. И где мой отец? Папенька уж точно околачивался бы поблизости, дабы выполнить родительский долг: высказать все, что он думает о моих сомнительных подвигах. Что с Ротаном и Льоу? Наконец, кого ты боишься? Ты все время косишься на дверь, словно ждешь, что оттуда выскочит чудовище. Айлэ, скажи правду. Отец в такой ярости, что велел никакого ко мне не подпускать? Тебе тоже досталось? Ты не можешь пойти и сказать ему, что я прошу разрешения поговорить с ним? Я постараюсь его убедить, что ты не имеешь ко всему случившемуся никакого отношения. Или все настолько плохо, что отец не желает даже видеть тебя?
Прежде чем ответить, баронета Монброн помолчала, собираясь с духом.
– Мы в плену, Конни, – наконец выговорила она, отведя взгляд. – Мы все – ты, я, наши друзья, твой отец и Хасти. За дверью караулят наши стражи – мои сородичи. Они расставили ловушку, а мы угодили в нее. Мы – разменная монета в том торге, который сейчас ведет твой отец. Добьется он чего-нибудь или нет, я не знаю. Только нас еще не скоро отсюда выпустят. Если выпустят вообще. Ох, Конни, мне так страшно! – она еле слышно всхлипнула. – После Грозы в Рабирах что-то случилось, и теперь мои соотечественники, кажется, вообще не понимают, что творят.
***
Винный погреб, как и полагается, был холодным, но сухим – благодарение богам и устроителю поместья. Посредине красовались две здоровенные бочки, установленные на козлах, бочонки поменьше, уложенные один на другой, громоздились у дальней стены, вдоль стен громоздились тяжелые ящики с бутылями. Пахло землей и плесенью. Еще в подвале имелась лестница. Она уходила наверх, к низкому потолку, и там упиралась в закрытый деревянной крышкой и заложенный снаружи двумя крепкими засовами люк. Щедрости неизвестных захватчиков хватило на то, чтобы одарить пленников тусклым масляным светильником, парой кувшинов с водой и бросить на земляной пол несколько охапок соломы.
– …Право, месьоры, это становится утомительным. Я начинаю всерьез задумываться, не навлек ли Бриан Майлдаф какого-нибудь проклятья на весь свой род до седьмого колена во время давних своих странствий! Сперва меня выгоняют из родного дома. Потом набрасываются гули. Потом молотит об стену одноглазый маг. Потом пытаются убить альбы, изгаляются дверги, чуть не вышибает дух гнусный Исенна – великая Маб и Покровительница Морригейн, кто же в силах все это вынести, не лишившись рассудка! И вот, едва я с наслаждением зарываюсь носом в такую родную, сладко пахнущую траву с робкой надеждой, что все наконец закончилось, как нас опять немедля хватают, вяжут по рукам и ногам, швыряют в подвал с крысами, ядовитыми змеями и пауками, и обещают казнить завтра на рассвете! Проклятье! Трижды проклятье!
– На твое воображение все эти злоключения никак не повлияли, – ворчливо донеслось из сумрака, едва разгоняемого единственной лампой. – Во-первых, никто тебя не связывал. Во-вторых, нет здесь никаких змей, разве что пауки. И насчет казнить разговора не было, не то я бы услышал.
– Что ты мог услышать, если валялся, точно свиная туша на бойне? – парировал болтун, в коем по тягучему темрийскому акценту легко узнавался Льоу Майлдаф. – Как и я, впрочем. Пресветлые боги, как же я устал! Будто шестнадцать мужиков цепами молотили… Ни рукой, ни ногой пошевелить не могу…
– Зато вовсю сотрясаешь воздух, – буркнул еще кто-то. – Как узнать мертвого барда на поле боя? У него язык еще седмицу после смерти болтается туда-сюда… Эй, кто-нибудь, у кого руки свободны! Достаньте нож у меня за голенищем!
– Свободны-то они свободны, – проворчал Ротан Юсдаль, чудовищным усилием переворачиваясь из лежачего положения в сидячее – все тело было ватным. – Делле, это у тебя, что ли, нож? Тогда сам ко мне ползи. Я теперь знаю, каково простыне, которую постирали, отжали и повесили сушиться…
Невидимый в темноте мэтр Делле витиевато выругался и пополз, извиваясь ужом, поближе к Юсдалю-младшему.
Ситуация и впрямь складывалась плачевная. Портал в Вершинах распахнулся как нельзя вовремя – когда башня уже начала содрогаться от макушки до основания – но те, кто ожидал по ту сторону Врат, отнюдь не лучились гостеприимством. Скорее наоборот: вылетевших из светящейся арки молодых людей немедля подхватили, обшарили, выхватывая из ослабевших рук оружие, и куда-то поволокли.
Юсдаль и Лиессин, прибывшие из далекого прошлого, не могли даже пальцем пошевелить в свою защиту: заклинание, даровавшее им возможность на равных сражаться с альбийскими мечниками, иссякло, обернувшись своей противоположностью – оцепенением и вялостью. Люди, ожидавшие на лужайке со стоячими камнями, попытались оказать сопротивление, но что они могли против трех десятков нападавших? Пленников кого отвели, кого дотащили волоком до погреба под одним из странноприимных домов, втолкнули внутрь, не особенно заботясь о целости костей при падении на земляной пол, и захлопнули за ними люк.
– И что самое досадное, нашим заточением мы обязаны какой-то вздорной рабирийской девице, сильно невзлюбившей людей, – бормотал Ариен, покуда вялые пальцы Ротана ощупывали его сапог в поисках упомянутого ножа. Почтенного преподавателя Обители Мудрости нападавшие не сочли за серьезного противника – в первый же миг кто-то сбил его с ног, крепко навесил в ухо и небрежно стянул грубой веревкой запястья и лодыжки, после чего оставил валяться на траве, наблюдая за происходящим. Месьора Ариена даже не обыскали, что оказалось серьезной ошибкой. Умудренный передрягами жизни в осажденном Токлау, он завел диковинную для ученого мужа привычку – таскать за голенищем сапога длинный узкий клинок. Теперь острое лезвие в руке Ротана пилило неподатливые путы. – Я с самого начала подозревал: тут что-то неладно! Сперва эта госпожа вовсю честила людей едва ли не демонскими отродьями. И вдруг кидается предлагать помощь! Проклятье, Юсдаль, ты не мог бы поаккуратнее с ножом? Руки мне еще пригодятся…
