«Ты задаешь вопросы?» – съязвила Маруся. Но Арк не смутился.
«Такие вопросы называют риторическими. На самом деле они не требуют ответа».
Маруся представила, что все ее знакомые и друзья превращаются в морлоков, диких, заросших шерстью, с дубинами в руках. Сначала ей стало смешно (особенно когда перед ее мысленным взором медленно проплыл профессор Бунин, с ног до головы покрытый синими татуировками), но потом по спине у девочки пробежал холодок ужаса.
«Я тоже стану морлоком…»
«Не станешь».
«Очень хочется спросить почему, но я не буду этого делать».
«Правильно, Маруся. Просто поверь».
Девочка усмехнулась. Просто поверь… Легко сказать! Особенно если учитывать, что план охотников за предметами представлялся ей, мягко говоря, чудовищным. Сотни, тысячи, миллионы, миллиарды ни в чем не повинных людей превратятся в морлоков. И все лишь потому, что много-много лет назад их предки нашли в себе силы перестать быть обезьянами!
«Они всегда оставались ими! – резко оборвал рассуждения Маруси Арк. – На протяжении всей истории человечества сущность людей не менялась. Смотри сама!»
В сознании девочки замелькали ожившие картины из прошлого: битвы, стычки, набеги, горящие хижины, распяленные в крике рты, окровавленные тела, взмахи бронзовых топоров, плачущие женщины, кричащие дети. Дымы пожарищ застилали солнце. Вереницами брели связанные рабы. Свистели плети надсмотрщиков. Толпы людей на площадях перед величественными храмами падали ниц, воздевая руки к живым божествам, взиравшим на них с равнодушным презрением.
И вновь – сверкающие доспехами отряды воинов, боевые колесницы, запряженные хрипящими лошадьми, тучи стрел, взмывающие в воздух, чтобы обрушиться на врагов. Тараны, бьющие в ворота крепостей. Штурмовые лестницы. Пронзенные копьями и мечами воины, летящие вниз. Кипящая смола, вопли сварившихся заживо. Торжество победителей и стоны побежденных. Гора из отрубленных больших пальцев – чтобы потерявшие их уже никогда не смогли держать оружие. Опять плети, опять рабы. Строительство огромных усыпальниц, многотысячные жертвы, реки крови и каменные изваяния, бесстрастные и холодные к мольбам о пощаде.
Определить, что за моменты истории показывает ей Арк, Маруся не могла. Но, по мере того как это своеобразное кино стало приближаться к настоящему, выбираясь из глубин древности, она начала узнавать действующие лица бесконечной трагедии под названием «история человечества».
По каменистым равнинам под ярко-синими небесами мерно шагали закованные в бронзу фаланги копейщиков. У мраморных колонн прекрасных храмов бородатые мужчины с гневными глазами спорили о чем-то, а потом один из них медленно выпил чашу, полную дымящегося напитка, упал и умер в судорожных конвульсиях.
Опять сражения, опять кровь и стоны, рабы и жертвы. Бронзу заменила сталь, всадники в сияющих доспехах понеслись по пыльным дорогам, а их предводитель в рогатом золотом шлеме смеялся всякий раз, когда его непобедимым воинам удавалось разбить неисчислимо большие армии противника.
Видения битв и походов сменились роскошным убранством пиршественных залов. Тут лилась уже не кровь, а вино, и упившийся до животного состояния повелитель Вселенной нагишом скакал с мечом по столам, рубя без разбора своих верных соратников, приняв их в алкогольном бреду за врагов.
Он умер в одиночестве, истребив всех, с кем начинал свой беспримерный поход. Следом за смертью хозяина развалилась и гигантская империя.
«Александр Македонский владел львом, – сказал Арк. – Этот предмет позволял заражать беспримерной храбростью всех окружающих. Смотри дальше».
Кровавое безумие в очередной раз захлестнуло страны и народы. Круглые щиты греков и македонян сменили прямоугольные корытообразные шиты римлян. Легионы железной поступью шли по заросшей дремучими лесами Европе, неся варварским племенам закон меча, закон Великого Рима.
Ликующие толпы на улицах Вечного города. Гигантская чаша Колизея. Гладиаторы, разящие друг друга на потеху толпы. Быки и тигры, разрывающие вопящих от ужаса заговорщиков. Цезарь на ступенях Сената. Кинжалы, вонзающиеся в пурпурное одеяние императора. Кровь на белоснежном мраморе.
Орды варваров, вчерашних побежденных, ныне превратившихся в победителей. Груды золота, хохочущие волосатые лица. Истошные крики римлянок, трупы легионеров на ступенях храмов и дворцов. Огонь, пожирающий великолепные здания. И снова кровь, кровь, кровь…
Видения разрушенного Вечного города, охваченного дымом пожарищ, сменились уродливыми замками первых королей Европы. Мрачные покои, полные угрюмых, бандитского вида рыцарей, пьяных, растрепанных женщин, облизывающих серебряные тарелки собак. Туши оленей, жарящиеся тут же над огнем. Чадящие факелы. Длинные столы, заваленные обглоданными костями. Пенящаяся брага, чаши с вином. Толстый бородач в золотой короне вытирает блестящие от жира руки о собственные длинные волосы и тут же вершит скорый суд над опальным бароном, приложив к написанному монахом вердикту о смертной казни золотой перстень-печатку. Король успевает опустошить еще один кубок, прежде чем палач приносит ему отрубленную голову. Сидящие за столом встречают это громкими одобрительными криками.
Степь, бескрайняя, как небо. Одинокий всадник в лисьей шапке. Несколько юрт, у которых сидят люди. Они боятся незваного гостя, но, по степным законам, не могут отказать ему в еде и крове. Щепоть яда бесследно растворяется в деревянной чаше с кумысом. Лисью шапку пересылают маленькому сыну отравленного. Мальчик живет с матерью и братьями в дырявой юрте. Они голодают, брошенные всеми на произвол судьбы. Судьба жестока – мальчик даже носит рабскую колодку-кангу, его не раз пытаются убить. Надвинув поглубже отцовскую шапку, он уносится в ночную степь на спине верного коня, и стрелы врагов свистят над его головой.
Судьба научила его быть жестоким. Судьба превратила его в зверя, не знающего жалости. Отравленный отец оставил ему не просто меховую шапку. В ней, под подкладкой, оказалась зашита фигурка волка, воющего на незримую луну. Пришел день – и над степью, а потом и над всем миром воссияла кровавая звезда царя над царями, непобедимого Чингисхана.
Его армии двинулись на завоевание мира. Пало Поднебесное царство, кичливое, гордое и слишком уповавшее на свою Великую стену; пал Хорезм, чей влюбленный в роскошь шах Мухаммед не нашел ничего лучшего, чем казнить монгольских послов. «Ты хотел войны – ты ее получишь», – прорычал волк в юрте из белого войлока. Развернув девятихвостое знамя, Чингисхан стер с лика земного великое царство Хорезм, и Вечное Синее Небо кочевников смотрело на это его деяние без содрогания, ибо знало: волка нельзя остановить. Он не успокоится, пока не перережет всех овец в отаре.
