Великаниха подчинилась требовательному рывку за рукав комбинезона, села на печально скрипнувший под ней стул и уткнулась лицом в ладони. Плечи женщины подрагивали в такт тихому плачу.
Зубр шагнул к стоящему на столе кувшину, налил воды в стакан и протянул почти полную посудину женщине.
– На-ка, выпей воды, успокойся.
Любовь Степановна послушно взяла стакан из рук коменданта и стала пить мелкими глотками, то и дело постукивая зубами по стеклу.
– Ну что, успокоилась?
Великаниха кивнула, отдавая пустой стакан. Зубр поставил его на стол рядом с кувшином, вернулся на место и сказал, глядя в покрасневшие от слез глаза женщины:
– А теперь давай поговорим спокойно, без истерик. С чего ты взяла, что Пашка на поверхности?
– Мне Цыганята сказали. Они видели, как твой Кузьма с моим мальчиком шли в защитных комбинезонах с противогазами в руках.
Брови Зубра удивленно изогнулись.
– И ты из-за такого пустяка устроила скандал?! Ну ты, Люба, даешь. А ничего, что парни могли надеть ОЗК и взять противогазы, решив потренироваться в зале при полной экипировке. Об этом ты не подумала?
Великаниха помотала головой.
– Кузьма сегодня был здесь и спрашивал, когда я допущу его до Испытания. Я запретил пока выходить на поверхность. Парень выскочил отсюда красный как рак, кипя от злости и юношеского гнева. Это мне, Люба, надо переживать и думать, как наладить отношения с сыном. А вот ты на пустом месте скандал устраиваешь.
Великаниха всплеснула руками и прижала сложенные крест-накрест ладони к груди:
– Ох ты ж, у меня даже мысли не возникло, что мальчики пошли в зал тренироваться. Прости, Зубр. Хочешь, я заглажу вину: белье твое поштопаю, ну или комбинезон постираю. Ты ж одинокий, как я. За тобой, миленьким, даже поухаживать некому.
– Да ну тебя, – отмахнулся комендант. – Что я, безрукий какой, что ли. Ты, вон, лучше баб своих на ферме подстегни, чтобы шибче работали, а то пашешь там одна, как проклятая, по три нормы за день выполняешь, а они и одной толком выработать не могут.
– Так ведь у них мужья есть и дети малые. Имям ишшо после смены о родных заботиться надо. У них же ж, если уработаются на ферме, сил на семью не останется совсем.
– Ой ли, прям-таки и не останется? Можно подумать, у тебя никого нет. Че ж ты тогда весь мозг мне вынесла из-за Пашки? Запомни, Люба, в колхозе лучше всех работала лошадь, но председателем так и не стала. Тебе за твои переработки никто спасибо не скажет. Разве что я на очередном собрании похвалю. Не позволяй работницам ездить на себе. – Зубр застучал кончиком указательного пальца по столу, говоря при этом: – Каждый должен трудиться на благо убежища. Задаром кормить никого не будем. Поняла?
– Ага, – кивнула Великаниха.
– Ну, раз поняла, иди тогда сил перед следующей сменой набирайся.
Любовь Степановна встала со стула и направилась к двери.
– И не волнуйся о Пашке, с ним все в порядке, – крикнул Зубр ей в спину. Сквозь широко открытую дверь увидел, как денщик отпрыгнул вглубь коридора от проходящей мимо женщины и, усмехнувшись, позвал: – Блоха! А ну подь сюды!
Витька просунул голову в кабинет:
– Звали?
– А то ты не слышал? А если слышал, чего, как попка, спрашиваешь?
Денщик пожал плечами.
– Ты вот что, Блоха, давай-ка разнюхай все, как ты умеешь. Чтоб через пять минут доложил мне, где Кузьма с Пашкой ошиваются.
Витька расплылся в счастливой улыбке:
– Ща все по-бырику сделаем.
Ему до чертиков надоело стоять на одном месте, и он искренне обрадовался возможности размять ноги и поболтать. Обладая от природы веселым нравом, Витька любил побалагурить, а возле дверей в кабинет коменданта не больно-то языком почешешь. Да и не со стенами же тут разговаривать, в самом деле. А вот людей поспрашивать, видели ли они пацанов сегодня, а если видели, то когда и где, а заодно и за жизнь немного потрещать, – это ж совсем другой расклад получается.
Глава 16
Взвешенное решение
Пока Блохин наводил справки о парнях, Зубр вскипятил воду в чайнике. Заварил в кружке суррогатный кофе из выращенного на гидропонной ферме ячменя, добавил три ложки густого и вязкого сиропа из сахарной свеклы и стал прихлебывать сладкий бурый напиток мелкими глотками.
Он только-только поставил пустую кружку на стол, как в кабинет без стука ворвался денщик. Светлые волосы Блохи торчали дыбом. С висков по щекам, оставляя за сбой кривые влажные дорожки, катились крупные капли пота.
– Они на поверхности! – выпалил Витька с порога и шумно задышал, жадно хватая ртом воздух. Видать, немало побегал, собирая нужную начальнику информацию.
– Как на поверхности?! – опешил Зубр.
Витька чуть не ойкнул от неожиданности, когда комендант треснул кулаком по столу и так резко выпрямился, что стул с грохотом упал на пол. А Зубрин уже во всю мощь легких ревел разъяренным медведем:
– Кто разрешил?! Когда?! Я же велел сидеть дома и не высовываться!
Блоха вжал голову в плечи. Еще ни разу за всю жизнь в убежище он не видел коменданта таким свирепым.
– Дежурного ко мне. Быстро!
Витька пулей вылетел из кабинета и со всех ног понесся по коридору. Выход из убежища находился ярусом выше. Витька подбежал к лестнице и рванул по ней, чуть не сбив с ног недавно вернувшихся из ходки сталкеров. Те оставили в раздевалке обработанные дезактивирующим раствором ОЗК и в промокшей от пота одежде спускались по лестнице.
– Куда прешь, Блоха? Глаза разуй! – крикнул один из мужчин и попытался отвесить денщику подзатыльник. Витька увернулся от его руки и дал стрекача, как напуганный охотниками заяц.
Сталкер проводил пацана удивленным взглядом.
– Что это с ним?
– Не знаю, – пожал плечами его приятель. – Мож, Зубр чем озадачил, а мож, просто побегать захотелось. Пошли уже сполоснемся быстрее, переоденемся – и айда в столовую. Сил нет, как жрать хочу.
Мужики зашагали вниз по лестнице, вполголоса делясь впечатлениями от ходки.
Тем временем Блохин перепрыгнул последние две ступеньки и молнией помчался по коридору верхнего яруса. Миклина на посту не было. Вместо него возле шлюза дежурил старик.
– Где Вахтер? – выдохнул Витька и шумно запыхтел, переводя дыхание после прыткого бега.
Дед Андрей привстал со стула и, щурясь подслеповатыми глазками, посмотрел на внука.
– Чаво тутова скачешь? Хде тебе положено быть, а?
– Не твое дело.
– Пошто родному деду дерзишь, сорванец? – насупил седые брови старик. – Мало я тебя в детстве порол. Надо было сильнее по заднице-то лупить, покудова ты, шельма, пешком под стол ходил. Да и щас ишшо не поздно уши надрать. А ну иди сюда, пострел.
Дед Андрей, покряхтывая и держась правой рукой за поясницу, зашаркал к внуку. Витька отступил на шаг назад.
– Хорош уже, дед. Зубр меня послал. Че непонятного-то? Ты лучше скажи, где мне Вахтера искать?
– Так ты по делу, – обрадовался дед Андрей. Он очень гордился тем, что его Витька служит у самого Зубра на посылках, и боялся, что парня когда-нибудь подведет непоседливая натура и язык без костей. Заметив бегущего к нему со всех ног внука, Андрей Егорович, грешным делом, подумал, что его страхи сбылись и Витька мчит к нему в охапку со своей бедой. – С этого и надо было начинать, а не с дедом пререкаться.
– Дед, ну не нуди! – Витька схватил себя правой рукой за горло: – У меня времени и так в обрез. Зубр велел немедля к нему Вахтера доставить, а тут ты еще по ушам ездишь.
Андрей Егорович досадливо крякнул. Раньше от внука слова поперек было не услышать, а сейчас, гляди-ка, то и дело с дедом пререкается. Не иначе, взрослым себя почувствовал. Это, конечно, хорошо: дети должны взрослеть, сил и ума набираться. Но ведь и старость надо уважать. Смолчать иной раз, терпение проявить. Люди потому и стали когда-то людьми, что о стариках начали заботиться и к их советам прислушиваться.
