— Взять его!
Крик заставил варвара обернуться. Там, внизу, во дворе стояла Нордика. Но Нор дика ли это была или дочь Септенгундуса?
— Взять его!!!
Брэк узнал белое платье. Оно было пропитано кровью, вытекающей из разбитой грудной клетки, порванного горла, раздавленных бедер. Он узнал волосы цвета меди, спутанную копну, припорошенную известковой пылью. Как удалось ей спастись из падающей башни? Брэк подозревал, что она погибла, погребенная под обломками, но восстала из мертвых.
Принадлежала ли часть крови на ее платье Цульсусу Гирканусу? Наверняка.
Во рту у Брэка пересохло: он увидел, как сухой коркой осыпались перепачканные щеки ведьмы и под нею обнажилась пугающая белизна черепа. Затем на смену этой иллюзии пришла другая — безукоризненно прекрасное лицо с полными губами цвета спелой сливы и темными глазами, пылающими, как адские печи.
Лицо Арианы.
Позади нее заклубилась тьма, вздулась опухолью, на которой выросло огненное облако, и оттуда выглянули лишенные век глаза Септенгундуса, окруженные шевелящейся кожей.
Ариана смотрела, как собака несется к ее злейшему врагу, и красота ее сменилась уродливой гримасой ненависти.
У Элинор началась истерика, она рыдала и никак не могла остановиться. «Настал час последней битвы», — подумал Брэк. Меч в его руке сверкал, как стальная молния. Варвар протер ладонью глаза и приготовил свое бесполезное оружие. Элинор сквозь душившие ее слезы забормотала что-то насчет тщетности усилий, но Брэк не обращал на нее внимания, сосредоточившись на предстоящей схватке с приближающимся псом. Элинор громко закричала от страха.
Промчавшись по всей длине стены, Алая Пасть взвился в воздух в гигантском прыжке, распахнув громадный рот и выпустив когти.
Видя летящее на него чудовище, Брэк даже не подумал броситься наутек. Проснувшаяся в нем ярость берсерка диктовала единственное желание — умереть в схватке с врагом...
Северянин метнулся под брюхо зверя, когда тот уже опускался на землю, и послал вверх стиснувшие меч руки. Когти полоснули по спине и бокам варвара. Чудовищный вес обрушился на меч; Брэк почувствовал, как трещат его кости, и одним невероятным усилием сбросил падающего на него монстра со стены во двор. Исполинское тело ударилось оземь. Его сотрясла судорога. Но тварь не была мертва, она поднялась на ноги, раскачиваясь из стороны в сторону.
— Зверь? — раздался потрясенный голос ведьмы. — Мой славный зверь. Ты обладаешь всей мощью Йог-Саг-гота, и все-таки он победил те... нет!
Алая Пасть учуял кровь на платье Нордики. Медленно, приволакивая заднюю ногу, животное потащилось к ней.
Нордика бросилась бежать. Споткнулась...
Алая Пасть прыгнул.
Нордика с лицом Арианы пронзительно закричала, взывая не то к своему богу, не то к чародею-отцу. Вихрящееся огненное облако стало обволакивать ее, пытаясь спасти. Но заплетающиеся ноги окровавленной женщины вынесли ее прочь из облака. Она успела сделать лишь пару шагов, и тут ее настиг адский пес. Брэк притянул к своей груди голову Элинор и отвернулся, не желая смотреть.
Сдавленный писк.
Треск сокрушаемых костей.
Кровь существа, некогда бывшего Нордикой Огнегривой, рекой лилась по двору.
Пес трепал безжизненное тело, как тряпичную куклу, зубы рвали плоть на окровавленные куски. Огненное облако, в котором варвару привиделись глаза Септенгунду-са, опустилось поближе к трупу. От тела поднялось нечто, напоминающее струйку дыма, и растаяло в облаке.
Вдруг где-то зазвучал женский смех. Облако громыхнуло молнией. Оно начало распадаться на части, пока совсем не исчезло, растаяв в утреннем небе.
Нордика умерла. Не Ариана. Дочь Ада каким-то образом, с помощью колдовской силы ее отца, покинула тело в последний момент. Выходит, она все еще была жива и лишь временно побеждена. Только временно.
Словно в полубреду Брзк и Элинор добрели до ворот и, лишь оказавшись на дороге, бегом бросились прочь, рука в руке. Земля под ногами затряслась, варвар обернулся через плечо.
Замок Нордики был окружен черными смерчами. На глазах у беглецов он начал разваливаться на части, громадные камни сыпались вниз, один за одним, хороня под собой тела Нордики и Алой Пасти, идолов Йог-Саггота и все беспредельное зло этого места.
Все рассыпалось в прах.
Все, кроме Арианы.
И Септенгундуса.
В сознании Брэка всплыли внушающие страх слова:
«Я последую за тобой».
Брэк с пастушкой медленно пошли вниз по дороге, встречая по пути разрозненные группки солдат Нордики, никак не проявляющих враждебности.
Варвар бросил последний взгляд на злополучный замок. Он под ударами ветров со всех концов Земли превратился в грандиозную груду щебня.
Могильный курган для Нордики.
Но не для Арианы.
Несколькими днями позже Брэк седлал коня на залитом солнечным светом дворе королевского дворца, принадлежащего Правителю Странну.
Рядом стоял принц Пемма, ставший теперь Правителем Пеммой. Подчеркивая весомость его нового положения, на голове юного правителя красовалась диадема и» слоновой кости. Молодой человек был мрачнее тучи. Сбоку от Пеммы стояла Элинор. Она почти оправилась от выпавших на ее долю испытаний, но Пемма настоял, чтобы она, так же как и Амброз Столпник, оставалась гостьей его дома до полного выздоровления. Амброз все это время пребывал в состоянии, близком к коме, лишь иногда принимаясь невнятно возносить хвалы Безымянному богу.
Пемма шагнул вперед. Под его камзолом на левой стороне груди было заметно утолщение от наложенной лекарями повязки в том месте, куда его ранила неприятельская стрела. Повелителю Странну не так повезло, и тело его покоилось теперь в королевской дворцовой усыпальнице. Сын его выжил, чтобы унаследовать престол.
Брэк провел пальцами по чудесной серебряной упряжи, подаренной Пеммой.
— Я могу остаться, Правитель, — сказал варвар молодому человеку, — до той поры, пока доктора не будут уверены, что с Амброзом все будет в порядке. Я перед ним в большом долгу.
— И перед его богом?
Насчет этого Брэк не был убежден.
— Не беспокойся, мы позаботимся о нем, — ответил Пемма. — Хотя доктора так и не поняли истинной природы его болезни, они все же надеются, что он выживет и выздоровеет. Независимо от того, как повлияет на него ранение, отшельник всегда будет желанным гостем в моем доме. Он может оставаться здесь столько, сколько пожелает.
От колонны марширующих по двору воинов в доспехах отделился Искандер и приблизился к ним.
— Я был бы рад, если б ты остался, варвар. Я бы нашел применение и твоей храбрости, и твердой руке. Плата будет солидной, а жизнь достаточно вольготной — теперь, когда колдуньи больше нет.
