я, поднимая свободную руку, чтобы убрать его пальцы, сжимающие мое запястье.
Каким-то образом он не причинял мне вреда, но ослабить его хватку было невозможно, пока он сам этого не хотел.
– Что бы ты ни говорила себе, детка, это помогло бы тебе засыпать по ночам. Я сплю совершенно мирно, моя голова наполнена мыслями о тебе, а твой хриплый голос выкрикивает мое имя, пока я наслаждаюсь тобой, – сказал Кэлум, ослабляя хватку.
Я отстранилась, и между нами наконец образовалось так отчаянно необходимое мне пространство.
– Не будь таким гадким! – рявкнула я, расправляя его плащ на плечах и туго затягивая его там, где мои соски затвердели в ответ на то, как он смотрел на меня.
Моя грудь вздымалась, мое возбуждение и унижение казались осязаемыми, заполняя воздух вокруг нас.
– Ради тебя, Эстрелла, я могу быть чертовски развратным, и, клянусь, тебе понравится каждая секунда этого разврата, – сказал Кэлум, делая несколько шагов ко мне и снова сокращая расстояние между нами.
Подняв руку, он принялся поигрывать прядью моих темных волос, лежащих на ткани его плаща у меня на плечах. Я оттолкнула его руку, стиснув зубы и наблюдая, как его лицо светится от радости.
– В следующий раз, когда такой человек, как лорд Мистфел, попытается прикоснуться к тебе без твоего разрешения, ты проткнешь его чертово горло, – сказал Кэлум, касаясь мягкими пальцами основания моего подбородка и поднимая мое лицо вверх, чтобы встретиться взглядом со мной.
Что-то в этих словах откликнулось во мне, пробудив ту часть меня, которая восстала против необходимости подчиняться семье. Ту часть, которая хотела чего-то большего.
– К тебе это тоже относится? – спросила я, отдергивая голову от его прикосновения.
– Если бы у меня было намерение плохо с тобой обращаться, я бы уже это сделал. Мне незачем насиловать тебя, детка. Скоро ты сама добровольно придешь ко мне, – сказал он, и высокомерие в его голосе только усилило мое раздражение.
Кэлум отпустил руку и продолжил идти, а мое тело тут же заскучало по его прикосновению.
– Нам следует поторопиться, если хотим добраться до гор к ночи, – сказал он небрежно, как будто между нами не было никакого напряжения последних нескольких мгновений.
Пару секунд я смотрела ему вслед, невольно отмечая то, как его мускулы, казалось, пульсировали при каждом движении. Он станет моей смертью.
Если я не убью его первой.
Полые горы были больше, чем я могла себе представить. Мы шли вдоль их подножия, а над нами возвышались горные пики. Во всех текстах, которые я читала в библиотеке лорда Байрона, говорилось о том, насколько они малы по сравнению с горами в Рошпаре и даже еще меньше по сравнению с легендарными горами фейри, существовавшими по ту сторону границы.
Кэлум проследил за моим взглядом, когда я в сотый раз окидывала взором склоны гор. Как он и говорил, мы добрались до хребта до наступления темноты, но сейчас солнце садилось за горные вершины, заливая лес у подножия жутким золотым сиянием. Мы отошли на довольно большое расстояние от границы с землями фейри, и здесь листья, уже окрасившиеся в желтый и оранжевый цвета и прихваченные первыми заморозками, начали падать на землю. Магия фейри была слишком далеко, чтобы поддерживать признаки жизни холодными осенними ночами.
После того как Кэлум заявил, что в один прекрасный день я приду к нему и добровольно отдам свое тело, он говорил со мной только мимоходом. Он никак не мог понять, что, хотя я и не представляла себе долгой и счастливой жизни с мужчиной, который однажды станет моим мужем, мне все равно требовалось нечто большее, чем обещание одной ночи удовольствий.
Как бы мне ни хотелось сохранить свое сердце, я подозревала, что такой человек, как Кэлум, проскользнет-таки внутрь и заберет его себе, если я ему позволю. Без обещания завтрашнего дня или вообще без будущего такая привязанность могла закончиться для меня только горем, независимо от того, останемся мы живы или умрем. Я не была настолько наивна, чтобы думать, будто такой человек, как он, захочет долгих отношений после первой победы, даже если мы когда-нибудь найдем себе подобных.
Но его энергия – его сила – была такова, что осязаемо перекатывалась у меня по коже, когда он обращал на меня свой взгляд. Эта сила не исходила от Дикой Охоты или магии фейри из-за разрушившейся Завесы. Эта сила исходила от него самого.
Я подозревала, что по своей природе это была вовсе не магия, а то, чем он обладал задолго до того, как его пометили. Это был просто Кэлум, и это делало его еще опаснее.
– Нам надо найти место для ночлега, – наконец пробормотала я, ненавидя себя за то, что мой голос дрожал от мысли о еще одной ночи, проведенной вне укрытия, во мраке леса.
– У меня есть идея получше. Пойдем со мной, – сказал Кэлум, беря меня за руку.
Рука запульсировала от прикосновения, крошечные искры проносились между тем местом, где мы касались друг друга, и поднимались вверх, пока рука не засияла мягким белым светом. Первый раз моя метка так живо отреагировала на Кэлума, и это повергло меня в шок. Его тьма отразилась в моей и осветила слабым оттенком пурпура черноту, когда его метка отозвалась на мой зов.
Что-то изменилось в нас, что-то точно изменилось, и я с ужасом поняла: возможно, это и есть осознание того факта, что я хочу его, несмотря на последствия. Теперь моя метка питалась этой реакцией в ответ на его прикосновения.
Подведя меня к ряду деревьев поблизости, Кэлум остановился у вытянутых толстых ветвей и отодвинул одну из них с загадочной улыбкой. Перед нами открылась узкая тропинка. Я замерла в ошеломленном молчании.
– Не могу поверить, что она все еще существует. Прошли годы с тех пор, как я в последний раз путешествовал по Полым горам, – сказал он.
Тропинка вилась вверх по склону одного из предгорий и исчезала в темноте тенистых деревьев. Кэлум потянул меня за руку, втащив будто в укрытие, и отпустил ветку, закрывавшую вход, чтобы она встала на место и снова замаскировала его.
– Что это за место? – спросила я, удивленно озираясь, пока он вел меня к самому основанию возвышенности, которая, находясь в стороне от других предгорий, больше походила на холм.
Там, где тропинка бежала вверх по склону, изгибаясь, чтобы было легче подниматься, кто-то вырезал в камне ступени в тех местах, где она становилась слишком крутой. Когда мы свернули к задней части
