нее на многое и беспрекословно нагрели воды для ванны. Для нас с ней они выделили отдельную хижину и еще одну предоставили, чтобы разместить меченых.
Пламя уничтожило лишь несколько домов, остальные остались нетронутыми. Они стояли вдоль деревенской дороги, проложенной по мосту. Дома на сваях были окружены древними сучковатыми деревьями, которые вырастили фейри несколько веков назад. Потом не стало ни фейри, ни магии, которая помогала им процветать, и их стволы уродливо искривились из-за ее отсутствия.
Глаза у нее были закрыты, ресницы трепетали, касаясь щек, когда она расслабленно устроилась в теплой воде. В тот момент, когда я коснулся ее сразу же после сошедшей с неба волны тьмы, которую она притянула, ее кожа была такой холодной на ощупь, будто я погрузил руки в ледяной водопад.
Тепло воды наконец вернуло немного цвета ее бронзовой коже, а губам розоватый оттенок, который выглядел намного более естественным, чем синий, в который они окрасились, когда она тушила пожар.
В дверь хижины, которую мы делили, постучали, мне пришлось выйти наружу и оставить Эстреллу одну. После того, что с ней случилось, она перестала стесняться своей наготы передо мной, как будто такие переживания внезапно стали абсолютно неуместными.
В комнату заглянул Холт и вздохнул с облегчением, увидев голову Эстреллы на краю ванны. Ее тело с этого ракурса он увидеть не мог, но я все же захлопнул дверь с резким стуком.
– Что, черт возьми, это было? – спросил он, скрестив руки на груди.
Он был слегка не в своей тарелке, как будто то, что он увидел и испытал на расстоянии над Черноводьем, оказалось достаточным, чтобы потрясти даже его до глубины души.
– Не знаю, – признался я, оглядываясь на хижину.
– Ее гнев впитал в себя пламя прямо из воздуха. Погасил звезды на небе. Она сделала это не задумываясь. Она не может быть человеком, – сказал он, глядя на меня так, словно я спорил с ним.
Но он не видел звезд, мерцающих в ее глазах. В глубине ее темного взгляда светилась целая галактика. Маленькие, словно булавочные уколы, искорки пурпурно-золотистого света. Вечность простерлась передо мной, угрожая поглотить.
В этом взгляде точно не было ничего человеческого.
– Она не может не быть человеком. Каким образом она бы тогда оказалась на этой стороне Завесы? – спросил я, не смея даже подумать о единственном возможном объяснении.
Она – фейра, о которой мне известно и которая пересекла границу как раз перед тем, как создали Завесу.
– Возможно, тебе следует принять во внимание, что твоя половина и женщина, которую ты ищешь, – одно и то же лицо, – сказал Холт, глядя на дверь хижины, пока я заставлял себя встретиться с ним взглядом. – Это объясняет ее экстремальную реакцию на железо. Она реагирует так, как реагировала бы фейра, Калд.
– Она не фейра, – ответил я, чувствуя, как мой взгляд становится жестче. – И ты будешь молчать об этом. Ты понял?
– Я-то буду, – фыркнул Холт, но нервозность в его взгляде меня не успокоила. – Но это видел не только я. Это почувствовали все всадники. И все люди, которые видели это, знают, что что-то произошло, даже если не осознают, насколько это было значительно.
– С людьми я разберусь. А ты передай своим всадникам, что я отрежу язык любому, у кого возникнет хотя бы просто мысль, чтобы рассказать кому-то о том, что здесь произошло. Уцелел ли кто-нибудь из жителей Черноводья, отмеченных фейри?
Холт покачал головой. Безмолвный ответ ужасающей реальности. Я потерял счет пронзенным телам, нанизанным на каменные пики, окружающие остров, и утонувшим в черной воде, которую они называли домом.
– Ты не можешь просто так отмахнуться от этого, Калдрис. Если она то, что мы подозреваем, она… это такая сила. – Он вздохнул, недоверчиво покачав головой. – Подумай о том, что вы двое могли бы сделать, когда она примет вашу связь.
– Если она ее примет, – сказал я, стиснув зубы.
Эстрелла пока не сделала ни одного шага навстречу тому, чтобы принять нашу связь, и была так же далека от этого, как и тогда, когда мы были в бегах. Больше всего на свете она боялась, что фейри будут преследовать ее. Если она не примет ее, она окажется…
Боги.
– Она должна ее принять. И сейчас больше, чем когда-либо. Такая сила могла бы соперничать с самой Маб! А Маб не позволит ей занимать нейтральное положение. Если ты не сможешь совместить ее интересы со своими, тогда Маб, помяни мое слово, сделает все возможное, чтобы проникнуть под кожу Эстреллы и убедить, что правильным является ее путь, – сказал Холт, склонив голову вперед. – Я понимаю, что она тебе очень дорога. Знаю, что ты любишь ее, но, если это правда, она не просто человек. Она – оружие. И ты должен сделать все, чтобы стать тем, кто ею обладает.
– Она – моя половина, – сказал я, нахмурив брови, и посмотрел на человека, который был моим лучшим другом столько, сколько я себя помню.
– Я так давно живу в этом мире – дольше, чем ты можешь себе представить, – сказал он, расправляя плечи.
Он будто хотел мне напомнить, что, хоть я и бог, но редкий, бог всего лишь во втором поколении. А бесчисленное количество сидхе существовало еще до моего рождения, и Холт был из их числа.
– Не думаю, что ваша парная связь имеет такое большое значение, как тебе кажется. Уж во всяком случае не сейчас, когда мы говорим о вещах, которые могут изменить саму ткань мира.
Он покачал головой, сделал шаг назад и исчез в ночи, не сказав больше ни слова. Даже спустя несколько часов после того, как Эстрелла продемонстрировала свою силу, и после того, как всадники Дикой Охоты вывезли тела на берег для надлежащего захоронения, ночь все еще казалась темнее, чем раньше. Будто так и не смогла полностью освободиться от вечной тьмы, которую Эстрелла держала на кончиках пальцев.
Я смотрел на ночное небо, на россыпи звезд и на туманности между вечными пылающими галактиками, на то, как они мерцали все вместе, словно связанные между собой.
Сглотнув и оглянувшись на хижину за спиной, я нажал на ручку и распахнул дверь. Моя звезда так и лежала не шевелясь, голова была расслабленно запрокинута назад, а пальцы сжимали край металлической емкости. Пальцы от средних суставов до кончиков были окрашены в черный цвет, как будто она обмакнула их в краску.
Но ни одна краска не могла мерцать так, как мерцают звезды на небе.
– Так и будешь пялиться на меня? Или в конце концов все же присоединишься ко мне в этой чертовой ванне? – спросила она, поднимая голову.
Шея у нее хрустнула, когда она повернулась ко мне лицом, не открывая глаз. Как будто точно чувствовала, где я
