Виталий Цориев - Блики

– Артур, может быть ты встанешь и поздороваешься со своим другом? – говорит Виктор и Артур сразу вскакивает и протягивает руку мужчине, чувствуя в себе не свойственное ему обычно подобострастие. Тот со снисходительной улыбкой жмет ее, слегка кивает. Его увеличенные очками глаза пристально следят за реакцией Артура, за каждой черточкой его лица. Виктор пододвигает для бородача третий стул, и они садятся, образуя вершины равностороннего треугольника со вписанной в него окружностью стола. Последние сомнения в том, что это Хасан, рассеиваются, когда он начинает говорить:

– Ну что, молодые люди, я смотрю, вы хорошо проводите свое время. Для меня большая удача, что я встретил вас обоих, да еще и в такой торжественной обстановке. – Стиль его речи отличается от того, как он говорил в метро и в баре «Штаб», но тембр и интонации Артур бы не спутал ни с чьими другими. И эти глаза… Виктор расплывается в улыбке, всячески стараясь показать, что и ему очень приятно, что такой влиятельный человек сел с ним за один стол. Хасан отправляет к себе в рот пару крупных виноградин, чтобы они смочили ему горло, пересохшее из-за принятого недавно лекарства, потом обращается к Артуру:

– Вы так молоды, в прошлую нашу встречу вы выглядели совсем потерянным, но сейчас, как я вижу, вы начинаете осваиваться, привыкать.

Не понимая, куда клонит его собеседник, Артур просто пожимает плечами в ответ.

– Я дал вам тогда две капсулы, помните? Надеюсь, вы не потеряли их, ведь совсем скоро они вам пригодятся, молодой человек, совсем скоро, поверьте. – Улыбка Хасана и его велеречивые слова заставляют Артура поёжиться: холодные мурашки пробегают по его позвоночнику снизу вверх, кружат по его макушке, попадают внутрь головы.

– Виктор, я только что общался с мэром, и он мне дал понять, что распоряжение сверху уже пришло и по его каналам. Я же аналогичную информацию получил еще на прошлой неделе, так что все сходится. Нам нужно действовать, операция должна перейти на новый уровень. У нас все готово, можешь передать это своему отцу.

Виктор кивает с очень серьезным видом, потом косится на Артура.

– А вы, молодой человек, должны понимать, что иногда лучше ярко вспыхнуть и быстро сгореть, чем тлеть на протяжении многих лет, заживо разлагаясь, словно тот безногий бомж на свалке. Плоть это ведь всего лишь временное топливо для духа, иногда ее не стоит беречь.

– Он что, хочет меня сжечь заживо!? – по-детски кипятится Артур, – О какой жертве, он, блин, говорил? Что значит вся эта религиозная херня про плоть и дух?

– Успокойся, Артур, – смеется в ответ Виктор, – Если бы он действительно хотел убить тебя из-за каких-то внешних причин, он бы не стал тебе об этом говорить. Ты просто оказался бы в нужном месте в нужное время и сгорел бы как спичка! Ему же нужно, чтобы ты добровольно пошел на это, понимаешь, это совсем другое дело. Я думаю, у него большие планы на тебя.

– Большие планы? Заставить меня сжечь самого себя? – собственный голос кажется Артуру писклявым, он словно комар, которого вот-вот прихлопнет невидимая ему длань.

– Как ты думаешь, зачем я привез тебя сюда? Зачем мы ездили в бордель? Почему я вообще оказался рядом с тем болотом? – Виктор задает эти вопросы с раздражением, он начинает злиться из-за неспособности Артура понять очевидное, и Артур ничего не говорит в ответ, он только показывает своим взглядом, своими еще сохранившими детскость глазами, что готов выслушать ответы.

– Ты должен был увидеть, как устроен этот мир! Это должно было помочь отказаться от него! Ты же видишь, что Божок, который построил все это, чертов псих! Неужели ты хочешь играть по его правилам?

Где-то в глубине, в самом ядре своей сущности, Артур чувствует, что спорить не о чем, – и Хасан, и послушный ему Виктор правы: этот мир, в котором он оказался, насквозь искусствен, фальшив. Люди, которые его населяют, давно мертвы, продали свои души почти даром, и теперь влачат призрачное существование, стараясь урвать хоть что-то, получить хоть какое-то удовлетворение, но не наркотики, ни секс не способны им его дать, – это заставляет их стервенеть от отчаяния, их жажда неутолима, чувствительность их тел снижается, а потребность в острых ощущениях растет. Полусгнивший бомж на свалке, который никак не может умереть, слезы на его глазах. Тайские танцовщицы, прострелянный дротиком воздушный шар. Выломанная дверь, трупный запах, комки перьев в его подушке, мягкий пластик трубок.

– Я вижу, в глубине души ты согласен со мной, но тебя останавливает страх. Ты боишься боли, ты боишься запаха своей обуглившейся плоти. – Виктор говорит так, как будто вводит его в гипноз, гнусавость почти пропадает из его голоса, он звучит внушительнее, ниже и Артур перестает сопротивляться, хотя и понимает, какую цель преследует его собеседник. По проходам между столами снуют официанты, из соседнего зала то и дело появляются взопревшие от первобытных танцев люди – мужчины в мокрых от пота рубашках, женщины, скинувшие с себя платья и оставшиеся в причудливом нижнем белье, сшитом в африканском стиле, некоторые – даже с обнаженной грудью.

– Но это напрасный страх, твоя душа бессмертна, а боль – это всего лишь уловка, с помощью которой тебя пытаются удержать в этой клетке, постоянно пеленая во все новые и новые коконы лжи. Если ты прорвешься сквозь эту последнюю паутину, паутину страха боли, ты обретешь свободу.

Артур вглядывается в лицо Виктора и понимает, что его устами сейчас говорит кто-то другой, какой-то джин, взявший его оболочку напрокат: его голос, его мимика – все деформировано изнутри некой потусторонней силой, которая заставляет его слова звучать убедительно, настолько, что Артур начинает кивать, соглашаясь с каждым прозвучавшим пунктом этой дружелюбной речи. Удары барабанов разрежаются, женщина начинает петь на одном из африканских языков и в её пронзительной песне Артуру слышатся все перегоревшие людские страсти и все перенесенные страдания, как будто певица знает не только истоки человеческой истории, но и ее конец. Он так юн и большую часть искушений еще не изведал, но в этот момент, момент вдохновения, он чувствует себя умудренным и эта песня доносится и из полумрака в соседнем зале, и, что важнее, изнутри него – его душа вибрирует в унисон. На глаза Артура наворачиваются слезы, и он продолжает кивать, соглашаясь с приготовленной ему ролью.

Словно во сне они встают из-за стола и идут в бальный зал, чтобы посмотреть на респектабельных людей, добившихся всего в этом мире. В приглушенном свете свечей, под оглушительно громкие барабаны около сотни мужчин и женщин содрогаются в причудливом бесстыдном танце, словно доисторическое племя во время ритуальной оргии плодородия. Почти все женщины обнажены, кто-то полностью, кто-то еще сохранил на себе нижнее белье, на лицах мужчин застыли гримасы похоти, которые делают их похожими на старых сатиров. Когда возбуждение достигает пика, мужчины уводят своих спутниц в следующий зал, где вечеринка достигает своей кульминации – там еще меньше свечей и в густом, пропитанном потом воздухе висит многоголосие стонов и криков, протяжных, истошных, вызванных мучительным удовольствием.